"Лев Толстой. Свечка" - читать интересную книгу автора

- Огрехов нет?
- Не видал, хорошо пашут, боятся.
- А что, разборка земли хороша?
- Разборка земли мягкая, как мак рассыпается.
Помолчал приказчик.
- Ну, а что про меня говорят, - ругают?
Замялся было староста, да велел Михаил Семеныч всю правду говорить.
- Все говори, ты не свои слова, а ихние говорить будешь. Правду
скажешь, я тебя награжу, а покроешь их, не взыщи, выпорю. Эй, Катюша, подай
ему водки стакан для смелости.
Пошла кухарка, поднесла старосте. Поздравил староста, выпил, обтерся и
стал говорить. "Все одно, - думает, - не моя вина, что не хвалят его; скажу
правду, коли он велит". И осмелился староста и стал говорить:
- Ропщут, Михаил Семеныч, ропщут.
- Да что говорят? Сказывай.
- Одно говорят: он богу не верует.
Засмеялся приказчик.
- Это, - говорит, - кто сказал?
- Да все говорят. Говорят, он, мол, нечистому покорился.
Смеется приказчик.
- Это, - говорит, - хорошо. Да ты порознь расскажи, что кто говорит.
Васька что говорит?
Не хотелось старосте сказывать на своих, да с Василием у них давно
вражда шла.
- Василий, - говорит, - пуще всех ругает.
- Да что говорит-то? Ты сказывай.
- Да и сказать страшно. Не миновать, - говорит, - ему беспокаянной
смерти.
- Ай, молодец, - говорит. - Что ж он зевает-то, не убивает? Видно, руки
не доходят? Ладно, - говорит, - Васька, посчитаемся мы с тобой. Ну, а
Тишка-собака, тоже, я чай?
- Да все худо говорят.
- Да что говорят-то?
- Да повторять-то гнусно.
- Да что гнусно-то? Ты не робей сказывать.
- Да говорят, чтоб у него пузо лопнуло и утроба вытекла.
Обрадовался Михаил Семеныч, захохотал даже.
- Посмотрим, у кого прежде вытекет. Это кто же? Тишка?
- Да никто доброго не сказал, все ругают, все грозятся.
- Ну, а Петрушка Михеев что? что он говорит? Тоже, говняк, ругается, я
чай?
- Нет, Михайло Семеныч, Петра не ругается.
- Что ж он?
- Да он из всех мужиков один ничего не говорил. И мудреный он мужик!
Подивился я на него, Михаил Семеныч!
- А что?
- Да что он сделал! И все мужики дивятся.
- Да что сделал-то?
- Да уж чудно очень. Стал я подъезжать к нему. Он на косой десятине у
Туркина верха пашет. Стал я подъезжать к нему, слышу - поет кто-то, выводит