"Лев Николаевич Толстой. Воспоминания " - читать интересную книгу автора

счастие, что этого нет. Какое бы было мучение, если бы я в этой жизни помнил
все дурное, мучительное для совести, что я совершил в предшествующей жизни.
А если помнить хорошее, то надо помнить и все дурное. Какое счастие, что
воспоминание исчезает со смертью и остается одно сознание, - сознание,
которое представляет как бы общий вывод из хорошего и дурного, как бы
сложное уравнение, сведенное к самому простому его выражению: х =
положительной или отрицательной, большой или малой величине. Да, великое
счастие - уничтожение воспоминания, с ним нельзя бы жить радостно. Теперь
же, с уничтожением воспоминания, мы вступаем в жизнь с чистой, белой
страницей, на которой можно писать вновь хорошее и дурное".
Правда, что не вся моя жизнь была так ужасно дурна, - таким был только
один 20-летний период ее; правда и то, что и в этот период жизнь моя не была
сплошным злом, каким она представлялась мне во время болезни, и что и в этот
период во мне пробуждались порывы к добру, хотя и недолго продолжавшиеся и
скоро заглушаемые ничем не сдерживаемыми страстями. Но все-таки эта моя
работа мысли, особенно во время болезни, ясно показала мне, что моя
биография, как пишут обыкновенно биографии, с умолчанием о всей гадости и
преступности моей жизни, была бы ложь, и что если писать биографию, то надо
писать всю настоящую правду. Только такая биография, как ни стыдно мне будет
писать ее, может иметь настоящий и плодотворный интерес для читателей.
Вспоминая так свою жизнь, то есть рассматривая ее с точки зрения добра и
зла, которые я делал, я увидал, что моя жизнь распадается на четыре периода:
1) тот чудный, в особенности в сравнении с последующим, невинный, радостный,
поэтический период детства до 14 лет; потом второй, ужасный 20-летний период
грубой распущенности, служения честолюбию, тщеславию и, главное, - похоти;
потом третий, 18-летний период от женитьбы до моего духовного рождения,
который, с мирской точки зрения, можно бы назвать нравственным, так как в
эти 18 лет я жил правильной, честной семейной жизнью, не предаваясь никаким
осуждаемым общественным мнением порокам, но все интересы которого
ограничивались эгоистическими заботами о семье, об увеличении состояния, о
приобретении литературного успеха и всякого рода удовольствиями.
И, наконец, четвертый, 20-летний период, в котором я живу теперь и в
котором надеюсь умереть и с точки зрения которого я вижу все значение
прошедшей жизни и которого я ни в чем не желал бы изменить, кроме как в тех
привычках зла, которые усвоены мною в прошедшие периоды.
Такую историю жизни всех этих четырех периодов, совсем, совсем
правдивую, я хотел бы написать, если бог даст мне силы и жизни. Я думаю, что
такая написанная мною биография, хотя бы и с большими недостатками, будет
полезнее для людей, чем вся та художественная болтовня, которой наполнены
мои 12 томов сочинений и которым люди нашего времени приписывают
незаслуженное ими значение.
Теперь я и хочу сделать это. Расскажу сначала первый радостный период
детства, который особенно сильно манит меня; потом, как мне ни стыдно это
будет, расскажу, не утаив ничего, и ужасные 20 лет следующего периода. Потом
и третий период, который менее всех может быть интересен, в, наконец,
последний период моего пробуждения к истине, давшего мне высшее благо жизни
и радостное спокойствие в виду приближающейся смерти.
Для того, чтобы не повторяться в описании детства, я перечел мое
писание под этим заглавием и пожалел о том, что написал это: так это
нехорошо, литературно, неискренно написано. Оно и не могло быть иначе: