"Лев Николаевич Толстой. Анна Каренина" - читать интересную книгу автора

но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза.
Да, да, как это было? - думал он, вспоминая сон. -
Да, как это было? Да! Алабин давал обед в Дармштадте;
нет, не в Дармштадте, а что-то американское.
Да, но там Дармштадт был в Америке. Да, Алабин давал
обед на стеклянных столах, да, - и столы пели: Il mio
tesoro, и не Il mio tesoro, а что-то лучше, и какие-то
маленькие графинчики, и они же женщины, - вспоминал он.
Глаза Степана Аркадьича весело заблестели, и он
задумался, улыбаясь. Да, хорошо было, очень хорошо.
Много еще там было отличного, да не скажешь словами
и мыслями даже наяву не выразишь. И, заметив полосу
света, пробившуюся сбоку одной из суконных стор, он
весело скинул ноги с дивана, отыскал ими шитые женой
(подарок ко дню рождения в прошлом году), обделанные в
золотистый сафьян туфли и по старой, девятилетней привычке,
не вставая, потянулся рукой к тому месту, где в спальне у
него висел халат. И тут он вспомнил вдруг, как и почему он
спит не в спальне жены, а в кабинете; улыбка исчезла с его
лица, он сморщил лоб.
Ах, ах, ах! Ааа!.. - замычал он, вспоминая все, что
было. И его воображению представились опять все
подробности ссоры с женою, вся безвыходность его
положения и мучительнее всего собственная вина его.
Да! она не простит и не может простить. И всего
ужаснее то, что виной всему я, виной я, а не виноват.
В этом-то вся драма, - думал он. - Ах, ах, ах! -
приговаривал он с отчаянием, вспоминая самые тяжелые
для себя впечатления из этой ссоры.
Неприятнее всего была та первая минута, когда он,
вернувшись из театра, веселый и довольный, с огромною
грушей для жены в руке, не нашел жены в гостиной;
к удивлению, не нашел ее и в кабинете и, наконец,
увидал ее в спальне с несчастною, открывшею все, запиской в руке.
Она, эта вечно озабоченная, и хлопотливая, и
недалекая, какою он считал ее, Долли, неподвижно сидела с
запиской в руке и с выражением ужаса, отчаяния и гнева смотрела на него.
- Что это? это? - спрашивала она, указывая на записку.
И при этом воспоминании, как это часто бывает,
мучала Степана Аркадьича не столько самое событие,
сколько то, как он ответил на эти слова жены.
С ним случилось в эту минуту то, что случается
с людьми, когда они неожиданно уличены в чем-нибудь
слишком постыдном. Он не сумел приготовить свое лицо
к тому положению, в которое он становился перед
женой после открытия его вины. Вместо того чтоб
оскорбиться, отрекаться, оправдываться, просить прощения,
оставаться даже равнодушным - все было бы лучше
того, что он сделал! - его лицо совершенно невольно
(рефлексы головного мозга, - подумал Степан