"Лев Николаевич Толстой. О присоединении Боснии и Герцеговины к Австрии" - читать интересную книгу автора

измениться соответственно истине, заключавшейся в учении, то люди, те,
которым прежний, старый строй жизни казался более выгодным, чем следование
учению, - те самые люди, которые имели власть над большинством, властители и
духовенство, стали изменять учение, приурочивая его к грубому,
древнееврейскому так, чтобы оно не противоречило существующему устройству. И
жизнь людей, номинально принявших христианство, несмотря на отрицание
христианством всего того, на чем основывалось все прежнее устройство: и
государственных, и международных, и экономических условий жизни, продолжала
идти по-прежнему.
Сначала догматы, таинства, обряды, придуманные церковью для скрытия
сущности учения, удовлетворяли религиозным требованиям людей христианского
мира, но чем больше усложнялась жизнь, основанная на насилии, христианских
народов и рядом с этим усложнением, чем все больше и больше распространялось
просвещение, тем все меньше и меньше могли церковные теории удовлетворять
религиозным требованиям людей, и дело дошло наконец до того, что людям,
признававшим себя христианами, пришлось избирать одно из двух: признание
истины, определяющей смысл человеческой жизни, и вытекающее из него
руководство, в одном из разных, несовместимых с совестью и здравым смыслом,
спорящих между собой, церковных, называющих себя христианскими учений, или
признать основой жизни и руководства поведения существующее устройство
жизни, а христианскую религию и вообще всякую религию признать ненужным и
только затруднительным громоздким усложнением. И христианские народы,
большинство их, - одни явно, другие неявно - избрали второе. И вот это
отсутствие всякой религии среди людей христианского мира и привело их к тому
- несомненно временному - дикому состоянию, в котором они теперь находятся.


IX


Казалось бы, естественно человеку с неразвращенными и нерасслабленными
духовными силами, встретившись с требованиями государственными: податей,
солдатства и др., спросить себя: "Да зачем же я буду исполнять все это? Я
хочу наилучшим образом прожить свою жизнь, хочу работать, кормить семью,
хочу сам решать, что мне приятно, полезно и должно делать. Оставьте меня в
покое с вашей Россией, Францией, Германией, Британией, Сербией, Болгарией,
Финляндией и т. п. Кому это нужно, те пускай соблюдают эти Британии и
Франции, а мне они не нужны. Силою вы можете отобрать у меня все, что
хотите, и убить меня, но сам я не хочу и не буду участвовать в своем
порабощении". Казалось бы, естесственно поступить так, но никто еще не
говорит этого и никто еще так не поступает. Но люди уже начинают думать так
и потому скоро начнут и поступать так.
Христианское человечество живет уже более столетия в самом несвойственном
людям положении: живет без всякого религиозного объяснения своей жизни и
вытекающего из него руководства поведения. И чем дольше оно живет так, тем,
с одной стороны, мучительнее и труднее становится его жизнь, и, с другой
стороны, тем все яснее и яснее становится для него сознание того давно
предчувствуемого человечеством закона любви, долженствующего заменить закон
насилия.
Ясность этого сознания, я думаю, дошла в наше время до такой степени, что