"Николай Владимирович Томан. Воскрешение из мертвых (Приключенческая повесть) " - читать интересную книгу автора

ученому милее образной речи. Умеют ведь и серьезные ученые писать просто.
Вот тот же Уилер, например, вместе с профессором Тейлором написал отличную
книгу "Физика пространства-времени", в аннотации к которой сказано, что она
является учебником по частной теории относительности для "младших
студентов-физиков" и старших школьников. Сказано еще, что читается она как
увлекательный роман и даже как "запутанный детектив". Ну, это уж чересчур.
Книга интересная, полезная, написана известными учеными-физиками талантливо
и оригинально. Но детектив! Это уже чистейшая реклама.
Зато как просто и непринужденно писали свои книги Сеченов, Мечников,
Павлов. Леониду Александровичу очень хочется полистать Мечникова, его "Этюды
о природе человека" или "Этюды оптимизма". В какой-то из этих книг должны
быть строки о Толстом, давшем, по мнению Мечникова, наилучшее описание
страха смерти...
Кречетов достает "Этюды о природе человека" и, полистав несколько
страниц, читает:
"Толстой, который был, несомненно, великим знатоком души человеческой,
не подозревал, что инстинкт жизни, потребность жить, - не одинаковы в разные
возрасты.
Мало развитая в юности, потребность эта сильно преобладает в зрелом
возрасте и особенно в старости. Но, достигнув глубокой старости, человек
начинает ощущать удовлетворенность жизнью, род пресыщения ею, вызывающее
отвращение перед мыслью о вечной жизни".
Леонид Александрович не боится смерти, ему страшна кончина в
одиночестве. Страшно умереть, не завершив задуманного. Он еще не стар, идет
всего седьмой десяток. В наше время это не преклонный, а пожилой возраст, но
где спасение от болезней? Мечников считал ведь, что старость наша есть
болезнь, которую нужно лечить, как всякую другую.
"Раз старость будет излечима, - говорил он, - и сделается
физиологической, то она приведет к естественному концу, который должен быть
глубоко заложен в нашей природе".
А что значит - глубоко заложен? Как это понимать? Считал, наверное,
Илья Ильич, что человек, не зря проживший жизнь, не будет страшиться своей
смерти. Она будет для него естественной.
Откуда, однако, эти мысли о смерти? Сказалась болезнь, наверное,
ослабившая и тело и душу. Но к черту все это!.. Да, именно к черту! Никаких
деликатных выражений по подобному поводу - нечего размагничиваться!
Он решительно шагает к окну и сразу же чувствует щемящую боль в сердце.
Пока всего лишь отголосок той боли, которая еще так недавно терзала его. Она
возникла будто от щупалец манипулятора в руках неопытного экспериментатора,
то резко сжимавшего, то отпускавшего его сердце, подолгу не высвобождая его
из своей пятерни. Вот и сейчас дает, видно, знать, что эксперимент пока не
окончен...
"Нужно лечь, пожалуй", - решает Леонид Александрович. У него нет ни
малейшего доверия к экспериментатору, который так неловко манипулировал с
его сердцем. Нет и того чувства юмора, каким обладает академик Иванов,
навещавший его во время болезни. Он пил тут недавно коньяк за здоровье
своего захворавшего коллеги и весело вспоминал о тех давних временах, когда
они на батискафе в водах Черного моря проводили эксперименты с реактором,
излучающим нейтринные импульсы...
- А где же авантюристы, Леонид Адександрович, которые пытались выведать