"Дилан Томас. Портрет художника в щенячестве " - читать интересную книгу автора

Дилан Томас

Портрет художника в щенячестве

ПЕРСИКИ

Травянисто-зеленый фургон с зыбко выведенным "Дж. Джонс, Горсхилл" стал
на булыжной мостовой между "Чистой Каплей" и "Заячьим Следом". Был поздний
вечер апреля. Дядя Джим, в черной воскресной паре, белой жесткой рубашке без
воротничка, в громких новых сапогах и клетчатой кепке, крякнул и слез на
мостовую. Выдернул туго плетенную корзину из кучи соломы в углу и взвалил на
плечо. Я слышал визг и видел, как завитой розовый хвостик мелькнул из
корзины, когда дядя Джим распахивал дверь "Чистой Капли".
Он сказал:
- Я на минутку.
Народу там было полно. У самой двери сидели две толстые женщины в
ярком, одна со смуглым ребеночком на руках. Увидев дядю Джима, они
потеснились на скамейке.
Он опять сказал:
- Я мигом, - так рявкнул, будто я с ним спорил. - А ты чтобы тихо
сидел.
Та, которая без ребенка, подняла руки. Сказала громко: "Ах, мистер
Джонс" - и расхохоталась. И вся затряслась, как желе.
И дверь прихлопнула голоса.
Я сидел на оглобле, один, в узком проулке, и через боковое окно
заглядывал в "Заячий След". Половину окна закрывала цветная створка. Я видел
половину дымной, таинственной комнаты, там четверо играли в карты. Один -
огромный, темный, с закрученными усищами и на лбу - кудря; рядом - бледный
старичок, тощий, лысый, и щеки вобрал в рот; у других двоих - лица в тени.
Они пили все из больших темных кружек, ни слова не говорили, щелкали
картами, чиркали спичками, пыхали трубками, и грустно глотали, и трясли
колокольчик - заказывали еще, молча, на пальцах, хмурой тетке в чем-то
цветастом и в мужской кепке.
Проулок вдруг, с маху, стемнел, тесней сомкнул стены, ниже нахлобучил
крыши. Я сидел в темном проулке чужого города, и тот - темный, большой - был
уже великаном в клетке, плывшей сквозь облака, а от лысого старичка остался
только темный бугорок с белым верхом; две белых руки метали из угла
невидимые карты. И кто-то мог подкрасться ко мне со стороны Юнион-стрит, на
войлочных подошвах, с ножом.
Я позвал: "Дядя Джим, дядя Джим", - тихонько, чтобы он не услышал.
Я попробовал насвистывать, но когда перестал, оказалось, что свист
шипением отдается у меня за спиной. Я слез с оглобли и приник к прищуренному
окну; белая рука рванула вверх оконную раму; я на мостовой и картежники за
столом были так друг от друга близко, что не разобрать, с какой стороны
стекла медленно опустила створку эта рука. Меня вырезало из ночи цветным
квадратом. История, которую я сочинял в теплой укромности своей постели,
когда сонный полночный Суонси обтекал и баюкал наш дом, вдруг обрушилась на
меня, грохоча по булыжникам. Я вспомнил демона из этой истории, с когтями,
крылами, он летучей мышью льнул к моим волосам, когда я гнался по горам и
долам Уэльса за высокой, мудрой, драгоценной и царственной девочкой из