"Дилан Томас. Шестерка святых" - читать интересную книгу автора

горчице".
Свет был в комнате, целый столп света и священное еврейское слово. На
часах и в черном пламени, свет давал выход внутреннему миру, и очертания
мистера Дейвиса, меняющиеся вместе с бесшумными изменениями очертаний света,
искажали его последнее человеческое слово. Слово росло, как свет. Он
испытывал любовь и желание к последнему темному свету, превращающемуся из
его воспоминаний в желтое море и лодку на черенке от ложки. В мире любви,
через захлестывающие воспоминания, он передвинул улыбку одного любовника на
губы другого, капризного и жестокого, спавшего со смертью и умершего, не
успев одеться, затем он медленно превратился в озаренное лицо и горнило
смерти. Дотронувшись до лодыжки мистера Длуба, его призрак, который трудился
изо всех сил, - теперь призрак состоял из трех частей, и его мужественность
иссякла, как живительная сила в палке под лохмотьями огородного пугала, -
вскочил, чтобы взять в жены Марию; двуполое ничто, неосязаемый гермафродит
верхом на кастрированной смерти, слуга Божий, серого цвета, взобрался на
мертвую Марию. Миссис Оуэн, тонко чувствующая всякую нечестивость, увидела
внутренним глазом, что круглый и в то же время безграничный земной шар,
созревая, загнивает; круг, очерченный не ее ведьмовскими чарами, разрастался
вокруг нее; безукоризненный круг все ширился, принимая форму поколения.
Мистер Дейвис прикоснулся к его краям, и появилось потомство Охотников на
людей, и круг распался. Это был мистер Длуб, рогатый мужчина, отец ублюдков,
это он перепрыгнул через разорванный круг и рука об руку с серым призраком
стал целовать божественное изображение, пока небеса не растаяли.
Святая Пятерка ничего не заметила.
Долговязый мистер Чальстон выставил правую ногу, и мистер Дейвис омыл
ее, осторожно пробуя рукой горячую воду, обволакивающую прозрачную кожу,
Божий слуга омыл и левую ногу; он вспомнил беднягу Дейвиса, бедного
призрачного Дейвиса, человека из костей и воротника, завывающего с
религиозного холма, где суть завивается в бесконечность и звучит
невысказанное слово, и, вспоминая Ларегиб, деревню с чахлыми домами, он
крепко схватился за эти тучные воспоминания, эти остатки плоти, неряшливо
висящие на нем, и безусловные желания и схватил последний старческий волосок
на своем черепе, и тут вселенная расщепила Дейвиса, и призрак, не знающий ни
желаний, ни зависти, невредимый, возник из частиц.
Святая Четверка ничего не заметила.
Это был мистер Вазсит с рыжими бакенбардами, это он воззвал из темноты
к духу Дейвиса: "Как прекрасна миссис Амабел Оуэн, будущая мать, носящая во
чреве новое поколение, прекрасна от зубов до пальцев на ногах. Моя улыбка -
красная дыра, и пальцы на ногах моих длинны, как на руках". Он вздохнул за
спиной Марии, и у него перехватило дыхание, когда у зернистой кромки круга
он увидел, как прекрасна она, повернувшаяся к нему в центре земли,
наполненном материнской лаской. Из корней земли, тонкие, как деревья, и
белее, чем бурлящая пена, поднялись ее высокие спутники. Когда девственница
и колдунья слились в одно, над двойной могилой мертвый Дейвис и мертвый
Вазсит воскликнули завистливо: "Как прекрасна Мария Амабел, очарованная
дева, от головы до ступающих по могиле ног".
На час раньше ветер с далекого моря задул солнце, и опустилась черная
ночь. Часы отрицали наступление тьмы.
Мистер Хартс боялся темноты больше, чем кто-либо на свете. Широко
раскрытыми белыми глазами смотрел он, как. загорается лампа в гостиной. Что