"Елена Топильская. Мания расследования ("Маша Швецова") " - читать интересную книгу автора

вытянув шею. Они с Синцовым, уединившись у окна, шептались на какие-то
секретные оперативные темы, но услышав про раскрываемость, оба высунулись
из-за шторы и насторожились.
- Коньячку? - гостеприимно предложил им мой муж, держа в руке изрядно
уже опустошенную бутылку. И оба опера, как зебры на водопой, потянулись к
живительной влаге, подставив Сашке свои бокалы, с которыми они, как
оказалось, не расставались за шторой.
Злое стечение обстоятельств, начавшееся временным лишением меня
сапфира-оберега, усугубилось парами алкоголя, окутавшими моих гостей.
Общаясь с операми всю свою сознательную жизнь, я вынесла из этого общения по
крайней мере один незыблемый постулат: если в трезвом состоянии опера еще
способны поддерживать беседу на отвлеченные темы, то выпивши, они могут
говорить только о раскрытии преступлений и ни о чем другом. Даже если
сотрудника уголовного розыска в полном бесчувствии коллеги грузят в
транспорт для доставки домой, он и то на мгновение продерет один глаз и
вместо ожидаемого мычания вдруг выдаст какой-нибудь сложносочиненный пассаж
про незаурядные оперативно-розыскные мероприятия, которые он когда-то с
блеском выполнил, либо вот-вот выполнит, либо собирался, но какой-то козел
их сорвал.
Кораблев и Синцов наполовину вылезли из-за шторы, с готовностью
подставили бокалы, просмаковали свеженалитый коньяк и живо включились в
обсуждение вопроса о том, почему не раскрываются преступления.
Насколько я помню, обсуждающие разделились на два лагеря. Одни
утверждали, что некоторые преступления раскрыть в принципе невозможно, и
примеров тому масса, несмотря на лучшие оперативные и следственные умы и
могучие силы, брошенные на раскрытие.
- Вы только не путайте раскрытие с доказыванием, - заметила я
Горчакову, который яростнее всех отрицал возможность раскрыть все. - Масса
преступлений считается нераскрытыми только потому, что вину злодея
невозможно доказать. А так все знают, кто убил или украл.
- Это точно, - поддакнул мне муж. - Особенно это касается громких
политических убийств. Как только по телевизору покажут похоронную процессию,
сразу все становится понятно.
- Ну и что же тебе понятно? - пристал к нему Горчаков.
- Понятно, кто заказчик убийства.
- И кто же?
- А тот, кто ближе всех у гроба стоит, - со смехом пояснила я.
- Или громче всех плачет, - добавил Сашка. Другие, во главе со мной,
доказывали, что любая задача в принципе решаема. А поскольку нераскрытое
преступление - это тоже задача, выходит, теоретически любое преступление
можно раскрыть.
Меня порадовало, что доктор Стеценко в этом споре присоединился к моему
лагерю и даже выдал пару изящных умопостроений, доказывающих нашу правоту.
Оппоненты, в основном из числа работников прокуратуры, ссылались на так
называемый метод алгоритма, которым нас в свое время усиленно пичкали
руководители. Какой-то деятель из Генеральной прокуратуры защитил
диссертацию, разработав якобы методику, позволяющую раскрыть абсолютно любое
преступление, если правильно составить алгоритм действий следователя. А
алгоритм заключался в том, чтобы найти ответы на все интересующие следствие
вопросы (просто новое слово в криминалистике, кто бы мог подумать, что все