"Елена Топильская. Жизнь честных и нечестных ("Маша Швецова") " - читать интересную книгу автора

стереотипу: его прислали мне в помощь по убийству, и он стал совмещать
приятное с полезным - некоторые опера вообще считают своим долгом переспать
со следователем, если следователь - женщина, безотносительно к тому,
нравится она или нет; как они сами говорят, "чтобы следователь лучше
работал". Принялся вовсю обхаживать меня, не приезжал без шампанского, делал
изысканные комплименты - и никакого фрейдизма. Пару раз он деликатно
приглашал меня на свою конспиративную квартиру, то есть достоверно я не
знала, что это за квартира, он рассказывал мне истории про уехавшую за
границу тетю, чьей квартирой он пользуется с ее согласия, причем так, что
жена о ней не подозревает, но уж больно это было похоже на "кукушку", а не
на жилье, тем более, женское: скудная обстановка, только спальня прилично
выглядела, а посуда - исключительно для кофе и спиртного. Но мне, честно
говоря, было все равно.
Когда приглашение поступило в первый раз, была произнесена такая фраза:
"Меня ты можешь не бояться". Я в ответ предложила ему посмотреться в зеркало
и рассказать о том, что он не опасен, своей бабушке, если только он не
импотент. Сразу он не стал меня уговаривать. А потом пригласил туда второй
раз, объяснив, что хочет в спокойной обстановке попить со мной шампанского и
поговорить, чтобы не мешали телефонные звонки и назойливые коллеги.
Я прекрасно понимала, чем это может закончиться, но тем не менее
поехала. Однако мы попили шампанского, поговорили, причем очень интимно, и
уехали. Расчет с его стороны был стопроцентный: во-первых, я убедилась в его
порядочности, в том, что слово он держать умеет; во-вторых, я испытала
разочарование от того, что он не пытался меня уложить в постель; даже если
бы я этого не хотела, я бы все равно стала задавать себе вопрос - а почему
он даже не попытался?
А у меня дома - ревность к фонарному столбу, каждый вечер выслеживания,
кто же меня домой провожает, и никакие ссылки на любезных коллег не
действуют. Один раз дошло до того, что Игорь натуральным образом попытался
меня задушить: влетел в квартиру минут через пятнадцать после меня, как я
поняла - из засады на неверную жену, и, не раздеваясь, прямо в ванную, где
я, уже в халате, смывала тушь с ресниц. Схватил за горло и аж зашипел. Наш
бедный сыночек шести лет от роду каждый раз, когда начинается
"варфоломеевская ночь", уходит к себе рисовать. Господи, что же можно
нарисовать, видя, как папа душит маму и называет ее проституткой?..
А живем мы вместе с моей мамой. Кроме меня, у мамы никого нет. И когда
я впервые заикнулась, что хочу развестись, мама точно так же, как мой
сыночек, ушла к себе. Легла на тахту и начала умирать. Ей становилось все
хуже и хуже, она уже разговаривала с трудом, когда мы с Игорем решили
все-таки пожить пока вместе. Я объявила мамочке эту новость, и она тут же
пошла на поправку...
Вот и получил оперативник Горюнов мое белое тельце на блюдечке с
голубой каемочкой. А я - свою долю комплиментов.
Муж мой - парень неразговорчивый, слова доброго от него не дождешься.
Сначала меня это удручало, я думала, что просто не соответствую его высоким
требованиям. Он ведь мог встать во время обеда со словами: "Плохо сервирован
стол", а ты гадай, что его покоробило - отсутствие колец для салфеток или
вилочек для лимона, или просто соль далеко от него стояла...
Один раз после такого воскресного обеда, прошедшего в полном молчании,
я даже в сердцах сказала матери: "Тебе не кажется, что мы в купе поезда, а с