"Элизабет Торнтон. Игра или страсть? (Трилогия - 2) " - читать интересную книгу автора

Она имела в виду тебя, Марион?
Марион коротко рассмеялась:
- Едва ли. Кто внушил тебе эту мысль?
- А разве он тебе не нравится, Марион? Я знаю, ты ему нравишься. И
разве было бы не здорово выйти замуж за премьер-министра? Я бы записала это
в нашу семейную историю!
Вот что получается, подумала Марион, когда нарушаешь одно из своих
основных правил. Каждый имеет право на собственную тайну. Она не лучше Фебы,
но сестренку по крайней мере извиняет то, что она еще ребенок.
- Как продвигается семейная история?
Составление летописи семьи было последним увлечением Фебы. Ее мысли
всегда занимало что-нибудь новое. Но Феба быстро уставала. Она была
начитанной не по годам, шила, вязала, играла на пианино, делала наброски и
вела дневник. Семейная история была идеей Эмили, и Марион неохотно
согласилась, понимая, что запрет поднимет вопросы, на которые нет желания
отвечать.
Феба широко зевнула.
- В письмах тети Эдвины почти ничего нет, да и писала она не часто,
верно?
Марион не упоминала о ссоре между их матерью и тетей Эдвиной.
- Возможно, мама сохранила не все письма тети, а только самые
интересные.
- Да, но мне это не помогает. Дедушка и бабушка Ганн переехали из
Брайтона в Лонгбери после свадьбы, и там родились их дети, вот и все, что я
знаю.
- Дедушка Ганн был партнером в местной адвокатской конторе. Это его
коттедж унаследовала Эдвина, а теперь и мы.
- Это-то я знаю, - сказала Феба. - Я много знаю о маме и тете Эдвине,
но почти ничего о Ханне.
- Ну, она умерла много лет назад, задолго до твоего рождения. - Марион
на мгновение задумалась. - Но я помню, что она была ласкова со мной.
- Ты знала ее? Марион улыбнулась:
- Мне было семь лет, когда мы приезжали в Лонгбери, а Ханне, должно
быть, около двадцати. Она была намного младше своих сестер. Она играла со
мной, читала книжки и брала в дальние прогулки с собакой. - Марион
нахмурилась. - Я и забыла про собаку. Скрафт - так звали этого песика. Он
обожал Ханну.
- Ты никогда раньше не рассказывала мне этого, - укоризненно сказала
Феба.
- Это было так давно. Больше я ничего не помню.
- А мама? Она никогда не говорила о Ханне. Она не любила ее?
Марион обняла Фебу за плечи:
- Она не говорила, потому что ей было больно и грустно вспоминать. Папа
был таким же, помнишь, после маминой смерти?
Феба рассердилась:
- Я считаю, что это глупость! Если я умру, говорите обо мне постоянно.
Я не хочу, чтобы кто-нибудь меня забыл.
- Обещаю, - торжественно поклялась Марион, - говорить о тебе столько,
что все станут затыкать уши, едва увидев меня.
- Я не шучу!