"Элизабет Торнтон. Алый ангел " - читать интересную книгу автора

праведный гнев на извергов, способных осквернить невинную красоту этой
девочки.
- Спокойно! - шепнул Родьер, словно читая его мысли.
Майяр выступил вперед. Не без мягкости в голосе он сказал:
- Дитя, предоставь своей матери говорить за себя.
- Мама не может говорить, - сказала девочка лишь немного дрогнувшим
голосом. - После Клермонта не может.
Как было известно всем присутствующим, именно в Клермонте федераты
настигли графа де Бриенна и его семью. На глазах у девочки зарезали ее отца.
Тем временем настроение у присутствующих портилось. Если мать нельзя
допросить, как ее можно приговорить? А если ее нельзя приговорить, какой во
всем этом интерес?
После секундного колебания Майяр бросил взгляд на человека, который
явно был выше его по званию.
- Габриель, - сказал Маскарон, выходя на свет, - можешь ли ты доказать
свою преданность революции?
Девочка обвела взглядом судей и остановилась наконец на человеке,
который к ней обратился.
- Докажи свою преданность революции, - ласково сказал Маскарон, - и ты,
и твоя мама будете свободны.
В толпе недовольно загудели.
- Тишина! - прокричал Маскарон. Через секунду у него в руках появился
револьвер. Никто не усомнился в том, что оружие заряжено и готово к
немедленному использованию.
Толпа затихла. Кэм не сомневался в том, что под вынужденной покорностью
тлели ненависть и ярость, готовые в любую секунду прорваться наружу, подобно
лаве извергающегося вулкана. Тогда ничто и никто не сможет остановить
кровопролития, ни Маскарон, ни Майяр, ни далее сам сладкоречивый оратор
Дантон, если его уговорят вступиться за этих невинных.
Из мучительных раздумий Кэма вывел чистый голос маленькой девочки. Она
пела "Са Ira!" - одну из революционных песен:

"Будь что будет,
Люди нашего времени, повторяйте:
Будь что будет!
Назло всем врагам
Всех наших целей достигайте".

Когда слова песни слетели с губ девочки, припев подхватили сначала
федераты, потом санкюлоты, а потом, наконец, и торговки. В этот миг у многих
на глазах блестели слезы, но вскоре лица исказила жажда крови. От этого
зрелища Кэму стало плохо.
Две женщины из числа заключенных упали на колени, чтобы молиться. Этот
волнующий гимн революции не предвещал им ничего хорошего. Они ведь были теми
"врагами", о которых пела девочка, ненавистными аристократами. Им, лишенным
уже всех титулов и богатств, нечего было терять, кроме своей жизни. Не
успела стихнуть песня, как все заключенные последовали примеру
коленопреклоненных женщин. Молодые матери и их дети, пожилые женщины,
склонив головы, шептали молитвы, прося о чуде или о быстрой смерти.
- Нет, о боже, нет! - простонал Кэм.