"Анри Торосов. Оливье - друг человека (Сб. "Фантастика-78")" - читать интересную книгу автора

чем обычно.
- Вот наша комната... - говорил Дима, снимая плащ и бросая его на
диван, - а жить ты будешь... ну, скажем, здесь... Да, здесь будет лучше
всего, в углу, у телевизора... Сейчас для тебя подстилку найдем... вот...
будем, значит, жить с тобой по-холостому, будем уют друг другу создавать,
да?
Оливье молчал, разумеется, но от грусти ли только - трудно сказать.
Конечно, ему тяжело было расстаться с хозяевами, такими милыми и
заботливыми, да и не в том дело, каковы были хозяева, все равно Оливье не
мог не грустить, но грусть свою старался не подчеркивать, понимая, что уж
Дима тут совершенно ни при чем и не за что портить ему настроение, и без
того не ахти какое, своей меланхолией. Итак, Оливье молчал, а Дима говорил
непрерывно:
- Вот, уют, значит, будем создавать... Будешь у меня за домохозяйку...
Чашки там мыть будешь, языком вылизывать... Половичок об мусоропровод
вытряхивать и вообще... Блох нет? Хотя, что я, какие там у тебя блохи...
Ну вот, живи... - Дима закончил сооружение подстилки из старого своего
пальто. - Ложись сюда... - Оливье лег. - Удобно? - спросил Дима и,
убедившись, что удобно, произнес уместное, как ему показалось, слово из
собачьего лексикона: - Место!
Оливье понял, вздохнул, вытянулся и тем самым показал, что, по крайней
мере, сегодня ничем больше досаждать хозяину не будет.
- Ну, вот и чудненько, - резюмировал Дима. - Ты полежи, а я попробую
поработать. Над диссертацией. Знаешь, что это такое?
Оливье знал это слово, более того, услыхав его, почувствовал
одновременно и успокоение - не произошло резкой перемены среды, в чем до
сих пор пес не мог не сомневаться. И Оливье, уложив голову на лапы, замер
окончательно.
Дима тем временем выволок на стол свою старую пишмашинку "ундервуд"
чуть не первых лет выпуска, заправил бумагу и решительно вывел заглавие:
"ДИССЕРТАЦИЯ". В напечатанном виде слово Диме понравилось, и он не очень
умело, так как пользовался машинкой редко, подчеркнул его. Машинка
повиновалась, и хоть и со скрипом, но довольно-таки ровную черту под
словом провела. Это вселило в Диму окончательную уверенность в собственных
силах, и он решительно вдарил по клавишам, отчего на первых же словах у
машинки отвалилась буква "е". Дима расстроился, плюнул на диссертацию и
включил телевизор. Увидев, что показывают, расстроился еще больше,
телевизор вырубил, свет вырубил и, бросив псу прощальное: "Спокойной
ночи!" - повалился на диван спать. Было довольно рано еще, но сон пришел
скоро, навеянный портвейном, мерным дыханием Оливье и решением завтра же
купить электрическую машинку взамен "ундервуда": если покупать в кредит,
то денег не только хватит, но еще и останется...


К середине ноября, когда снег лег уже основательно и прогулки начали
доставлять Диме гораздо большее удовольствие, он окончательно подружился с
Оливье. Беды и горести обоих то ли забылись, то ли притупились, во всяком
случае, ни один о них не вспоминал, но каждый был занят своим делом - Дима
исправно посещал службу, вечерами сочинял дальние подступы к диссертации,
регулярно выводил гулять Оливье, отчего сам поздоровел, а из людей ни с