"Дорин Тови. Кошки в мае ("Кошки в Доме" #2)" - читать интересную книгу автора

Но самым внушительным был Тиг, который прибыл на вечер прямо из телестудии.
Тиг тоже очень походил на Соломона, но (хотя вид у его хозяйки был
умученный, а шляпа нахлобучена набок в нормальном стиле сиамовладельцев)
излучал невозмутимое спокойствие. Когда она достала его плошку с землей,
прося извинения - он ведь был очень занят, а переполнение мочевого пузыря
ему вредно, - он посмотрел на нее с брезгливым презрением. "Мочевого пузыря
у меня нет", - сказал он и отошел поздороваться с репортерами и фотографами,
словно всю жизнь только и водил такие знакомства. И всякий раз, когда мы
смотрели на его хозяйку, лицо у нее становилось все тревожнее, и она
по-прежнему следовала за ним с плошкой, но до конца вечера Тиг
отказывался воспользоваться этим удобством с самообладанием, сделавшим бы
честь самому закаленному общественному деятелю.
Домой я ехала в поезде зеленая от зависти. Все эти кошки светские до
мозга костей... Надменный отказ Тига от плошки с землей... И сам Тиг -
лощеный, уравновешенный, невозмутимый... и выступает по телевидению... Я с
тихой тоской спросила Чарльза, что, по его мнению, произойдет, если нашу
парочку когда-нибудь пригласят выступить на голубом экране.
"Наверное, все было бы отлично, - пробормотал Чарльз, блаженно
развалившись на сиденье: ему в эту минуту все - включая и сиамских кошек -
рисовалось сквозь розовую дымку, подсвеченную шампанским. - Возможно, мы
(читай - я) напрасно опасаемся брать их с собой. Наши кошки, - сказал он,
ласково поглаживая подголовник вместо голубого задика Шебы и засыпая, -
произведут на телевидении настоящий фурор".
Вот почему, когда на другой день позвонили из студии Би-би-си, дескать,
они знают про вечер и про книгу, так, может, Соломон и Шеба выступят в
вечерней программе, мы, не задумываясь, дали согласие.
Зря, конечно. Я поняла это сразу, едва положила трубку и увидела, что
Соломон наблюдает за мной с порога восточным мрачно-подозрительным взглядом.
Он всегда смотрел на меня так, когда я говорила по телефону, - вероятно,
просто из любопытства, чего это я болтаю сама с собой, а то и из убеждения,
что я свихнулась, и стоит подождать, не выкину ли я чего-нибудь интересного.
Тем не менее, когда я увидела, как он сидит там словно злодей китаец из
фильма о преступном мире лондонских доков, у меня по телу пробежала нервная
дрожь.
Дрожь эта оказалась пророческой. Едва Чарльз, готовый отправиться в
путь, вошел с кошачьими корзинками в одну дверь, как Соломон, тут же
отказавшись от амплуа восточного злодея, прижал уши и решительным шагом
вышел в другую. Когда мы наконец отыскали его, он лежал, прижавшись к полу
под кроватью и орал, что никуда не поедет, что сейчас зима, а мы знаем,
зимой он никуда пи ногой. Потом сволокли Шебу с гардероба, куда она
забралась не из страха, а просто хотела, чтобы Чарльз и за ней погонялся, и
к этому времени стало абсолютно ясно, чем обернется наше выступление по
телевидению - полнейшим бедламом.
Так и произошло. Всю дорогу Соломон отчаянно грыз прутья своей корзины,
точно гигантский термит, Чарльз, поскольку действие шампанского уже
кончилось, трагично внушал мне, пока мы мчались в вечерней мгле, что он
погибнет, если чертовы кошки выставят его на всеобщее посмешище, и мои нервы
окончательно не выдержали - к счастью, я погрузилась в туманное полузабытье.
Однако то, что память сохранила об этом вечере, будет преследовать меня до
конца моих дней.