"Кэти Тренд. Два пакета молока" - читать интересную книгу автора

черненьким болезненным безобразием, которое уже через пять минут на снегу
поджимает все четыре лапы от холода.

Мы вышли на лестницу (пес орал от восторга и путался в ногах), выскочили
на улицу и я вздохнула с облегчением - настолько, насколько позволяло
саднящее горло. В этот момент он всегда замолкает, сосредоточенный на своем
деле. Тем временем я повернула в магазинчик, расположенный в моем же доме,
через две двери от моей - и обнаружила, что оставила кошелек там, где
проверяла свою платежеспособность - на тумбочке в прихожей. Черт. Придется
выходить еще раз... Обернувшись, я обнаружила, что мое наказание уже
мечется по пышечной, которая расположена в том же магазине, изображая
"бедную, тощенькую, несчастную брошенную собачку". Я не стала протестовать.
В конце концов, здесь его хотя бы не накормят заплесневелым сухарем, как
это делают бабки на помойке даже после того, как я объясняю, что именно он
ел на завтрак.

Дома я прихватила кошелек и собралась тут же выскочить обратно, но
обнаружила, что котяра успел нагадить под самой дверью за те десять минут,
что мы были на улице. Дело в том, что они ведут вялую позиционную войну с
приблудным котярой, что живет на чердаке. Тот гадит со своей стороны двери,
мой - со своей. Однажды мне довелось услышать боевой клич моего котяры -
честное слово, очень страшно. Hа месте чужака я бы ушла.

Все убрав, я снова натянула ботинки, и тут опять зазвонил телефон.

- Скажите пожалуйста, Александр Владимирович уже ушел на работу?

Я вздрогнула и мягко сказала:

- Видите ли, он два месяца назад эмигрировал в Бат-Ям.

Александр Владимирович - это мой папа и он действительно эмигрировал в
Бат-Ям. Странно, что она этого не знает. Между тем, моя оппонентка
пустилась в путаные объяснения, из которых мне только минут через десять
стало ясно, что она хочет у моего папы починить нагреватель, который он
поставил ей три месяца назад. Я с трудом объяснила, что он не сможет
приехать за три тысячи верст, только чтобы починить нагреватель. Мне
показалось, что один из нас явно говорит на иврите - вроде бы, слова
знакомые, но ни я ее, ни она меня не понимает. Пустяки, обыкновенный
утренний абсурд.

Я все-таки вышла из дома. Ощущение песка в глазах все-таки прошло, но вот
горло болело с неутихающей силой. В магазинчике меня ожидало очередное
расстройство - молока не было. Был кефир, пара йогуртов разных видов и
сметана. До молочного магазина, впрочем, было всего три квартала, и,
помнится, в детстве я легко проходила это расстояние даже в восемь утра.

Вдоль всего Большого проспекта неслась белесая, искрящаяся на солнце
поземка. До нас наконец дополз давно обещаный Атлантический антициклон.
После двух недель оттепели все стаяло, и поземка текла и извивалась по