"Юрий Трифонов. В грибную осень" - читать интересную книгу автора

его свободу. "Ну конечно! - говорил он. - Я должен делать только так, как
тебе угодно!" Мама умела их мирить. Всегда держала сторону Володи. И
сколько раз Надя злилась на нее из-за этого, называла "оппортунисткой", а
мама была просто умница, самая настоящая умница. Что ж теперь будет? Как
жить? Вдруг Надю охватил страх: она оставила ребят у Веры Игнатьевны,
старуха рассеянна, и у нее открытый балкон. Телефон тети Фроси все еще был
занят.
Надя побежала в другой конец здания, где принимали телеграммы, и
отправила срочную брату Юрию в Петрозаводск. Потом вернулась, и тут как
раз дали Москву, но номер не тети Фроси, а Ларисы, Надиной лучшей
приятельницы. Лариса похоронила свою мать полтора года назад, она сразу
сказала дельное: "Обязательно достань снотворное и прими на ночь. Завтра у
тебя будет очень тяжелый день". Надя подумала: завтра? Наконец дали номер
тети Фроси. Надя не понимала, говорит она тихо или кричит. Когда она вышла
из кабины, к ней подошла незнакомая женщина и, глядя ей прямо в глаза,
сказала тихо: "Выдержать, выдержать!" Наверное, Надя кричала.
Только одна фраза, сказанная ею самой, как только она прибежала на
почту, врубилась в сознание: "Девушка, мне нужно срочно Москву: умер
человек!" Почему она назвала маму _человеком_? Ужаснуло даже не это, а то,
что она смогла произнести эту фразу, не пресекся голос, не подломились
ноги, она стояла спокойно, протягивая девушке рубль, и потом взяла у нее
сдачу.
На улице было черно. Надя перешла через пути: аптека находилась в
другой части поселка. Из шашлычной вышли два человека. У одного на груди
болтался транзистор, из которого раздавалась музыка. Надя отчетливо
подумала: "Это Моцарт". И еще: "Он давно умер". Когда Надя проходила мимо,
человек с транзистором сделал движение, чтобы схватить Надю за руку, и
позвал: "Эй, чудачка!" Надя увернулась и побежала. Она слышала за спиной
музыку Моцарта и ругань, но оба пьяницы едва стояли на ногах. В аптеке
Надя попросила капли Зеленина, валокордин и снотворное. Она задыхалась,
сильно щемило сердце, и она посидела две минуты на стуле, приняв
валокордин. Она подумала о том, что все ее болезни, ее полнота,
гипертония, все, что ее гнело и мучило, теперь будет гнести и мучить ее
одну. Но страх перед всем этим, ее привычный страх исчез: она подумала,
что могла бы легко расстаться с жизнью, вот сейчас же, здесь, в аптеке.
Ничто не остановило бы, даже дети. "Лариса так же убивалась в прошлом
году, - вдруг вспомнила Надя. - А сейчас бегает по Москве, ищет осеннее
пальто". Но и эта подлая мысль, которая пришла нарочно чтоб облегчить,
ничего не облегчила. И было что-то, о чем Надя не могла думать, что она
отталкивала всем существом, всей кожей, всем своим несчастным и пустым
сердцем.


Володя приехал в двенадцатом часу вместе с Левиным. Они где-то выпили,
как видно, на скорую руку: Надя почувствовала запах водки, когда Володя
поцеловал ее. Левин работал в том же НИИ, где и Володя, но в другой
лаборатории. Надя его не очень любила, считала, что он дурно влияет на
Володю, и хотя прямых улик такого влияния не было, но теоретически они
могли быть: Левин был холостяк, игрок, а Володя легко поддавался чужой
воле.