"Юрий Трифонов. Голубиная гибель" - читать интересную книгу автора

сто лет.
- Так что попали наши птахи как в дом родной, - закончил свой рассказ
Сергей Иванович, усмехнулся устало. - Теперь уж не воротятся...
Воротились голуби во вторник.
Клавдия Никифоровна плакала, встречая мужа в дверях. Она сказала, что
голуби прилетели днем, незадолго перед обедом, и мальчишка уже стрелял в
них из рогатки.
Сергей Иванович на цыпочках, боком, подходил к окну, охваченный
странным чувством, смесью восторга и испуга. Голуби висели в своей
излюбленной позе, опрокинутые навзничь, зацепившись за ржавый отлив. Их
крохотные бисерные глаза метали на Сергея Ивановича любовные взгляды.
В третий свой приход Брыкин принес повестку в товарищеский суд: на
субботу, на семнадцать часов, в помещении красного уголка.
Был сухой, жаркий, уже клонившийся к вечеру день начального лета. В
пустынном дворе - детвора разъехалась по дачам и лагерям - легкий ветер
мел по асфальту невесомый прозрачно-серый тополиный пух. Отдельные пушинки
достигали седьмого этажа, залетали в окна, а самые отважные, подхваченные
теплым воздухом, подымались еще выше, над крышей, над палками антенн, в
синее небо. Клавдия Никифоровна смотрела из окна, как ее старик плетется
по двору, помахивая корзиной.
Через час он вернулся. Корзина была пуста. Клавдия Никифоровна сразу
заметила, что от Сергея Ивановича пахнет вином и у него дрожат руки.
- Отдал? - спросила Клавдия Никифоровна, почему-то испугавшись.
- Не волнуйся, мать. Теперь - все, порядок... Порядок, мать.
- С какой же ты радости наклюкался? Постой-ка... - Клавдия Никифоровна
осторожно сняла прицепившееся к пиджаку Сергея Ивановича маленькое белое
перышко.
- Это пух, мать. Пух с тополей - поняла? Поняла, старая, чего тебе
говорят? Ух ты, мордаха! - Сергей Иванович с глупой пьяной суровостью взял
пальцами Клавдию Никифоровну за щеки, сжал их и потряс грубовато, как
делал когда-то давно, в молодости. И Клавдия Никифоровна вдруг вспомнила
это, что было когда-то, и улыбнулась.
Белое перышко, которое она сняла с пиджака, медленно плыло в воздухе,
кружилось, снижалось, но ветер из окна подхватил его, и оно взмыло вверх и
тихо - никто не заметил - село на плечо Сергея Ивановича.
А потом - что ж?
Было лето, долгое и сухое, была осень с дождями, были холода,
испортилось отопление в третьем подъезде, приходил Брыкин, составлял акт,
две ночи спали в шубах, Клавдия Никифоровна мучилась с зубами, Агнию
Николаевну с девочкой и старушкой Софьей Леопольдовной переселили куда-то
на край Москвы, а в их две комнаты вселились новые жильцы, семь человек,
все из Тулы, потом зима кончилась, еще одно лето прошло, объявили
амнистию, Сергею Ивановичу назначили пенсию, и он ушел с работы и теперь
садился за домино с раннего утра. Потом вышел приказ насчет голубей -
разводить их как можно больше к фестивалю, встречать иностранцев, - и за
них теперь не то что штраф, а спасибо говорили. И развелось их
видимо-невидимо. Повсюду их кормили, на площадях, во дворах, ходили они
стаями, толстые, вперевалку, летать ленились, а только ворковали
целодневно да гадили где попало, особенно в углах дворов, по балконам и
карнизам, и спасу от их пакости, желтовато-свинцовой, не было никакого. А