"Эльза Триоле. Розы в кредит ("Нейлоновый век" #1) " - читать интересную книгу автора

изъянов. А в обыденной жизни Мартине как раз бросались в глаза одни лишь
изъяны. Вот и сейчас в лесу она видела листья, изъеденные червями, скользкие
червивые грибы, кучки земли, ход, вырытый кротом, наполовину засохший ствол
дерева, по которому уже постукивал дятел... Ей сразу же бросалось в глаза
все больное, мертвое, гниющее. Природу никто не лакировал, она не на
глянцевой бумаге, и Мартина не прощала ей этого! В комнате, где она жила с
Сесилью, все стены были увешаны фотографиями кинозвезд, обнаженных красоток,
которых обе девушки никогда не видели, но которыми страстно восхищались.
Висели у них в комнате и вырванные из журналов страницы с изображением
модной мебели, садового оборудования. Это был их идеальный, волшебный мир.
Мартина перестала плакать, она пристально разглядывала в прорезы сандалий
ногти на ногах, потом на руках... Ничего приемлемо. Если она уедет из
деревни в Париж, то научится там делать массаж лица или станет маникюршей.
Мартина невзлюбила парикмахерское ремесло, ей всегда поручалось мытье
головы, а у деревенских хозяек такие грязные волосы. Все эти головы с
волосами без блеска, пропитанными пылью, жиром, в перхоти... Деревенские
женщины, наверно, мыли голову только перед тем, как делали перманент, и лишь
в особых случаях между одним и другим перманентом. О чем же тут говорить!
Сама Мартина мыла волосы предпочтительно дождевой водой, и они у нее были
блестящие, как лак на новенькой машине; она носила гладкую прическу, хорошо
обрисовывавшую ее круглую головку. Все в ней было аккуратно, гладко: прямой
лоб с горизонтальной линией бровей, как будто старательно волосок за
волоском - выведенных китайской тушью, а ресницы не слишком длинные, но
густые, черные и веки как будто подведенные, хотя она этого никогда не
делала. Все в ее лице было правильно и гармонично. А тело... Мадам Донзер не
допускала, чтобы ее девочки надевали платье на "голое тело", как пишут в
современных романах, поэтому Мартина и Сесиль носили под платьем белье и из
кокетства нейлоновые нижние юбки с кружевами... Но что касается Мартины, то
с таким же успехом можно было бы одевать бронзовую статую: ее груди, бедра,
ягодицы отчетливо выделялись сквозь ткань. Иногда ей казалось, что она ничем
не хуже всех этих американских красавиц с открыток и что Даниелю следовало
бы на нее почаще поглядывать. "Мартина, как мне хотелось бы пропасть с тобой
вдвоем в лесах"... И это все, что у нее было в жизни лично от него - ей.
Только этим она могла скрасить свою жизнь, это - единственное, что было
реальным в ее мечте. И, как все живое, оно уже начинало отцветать, увядать,
превращаться в прах. Уж лучше было жить одним нетленным воображением - живой
голос исчезает вместе с интонацией. А взгляд?... "Мартина, где ты, мы
ждем!..." Прощально поднятая рука Даниеля... Если бы только ее не позвали.
Так любящие вас люди, сами того не зная, губят ваше счастье...
Мартина углублялась в лес все дальше и дальше. Она шла к дубу,
по-прежнему царственно возвышавшемуся надо всеми деревьями, тому самому
дубу, под которым когда-то нашли Мартину-пропадавшую-в-лесах, крепко спавшую
в таинственной лесной ночи. Она открыла глаза и протянула ручки к
склонившемуся над ней незнакомцу, осветившему ее своим фонарем. Если бы
только она могла уснуть сейчас и, проснувшись, увидеть склонившегося над ней
Даниеля... Он сказал, что хотел бы пропасть с ней в лесах? Его руки...
Мартина в полузабытьи под огромным дубом чувствовала, как руки Даниеля
обнимают ее. Под глазами Мартины-синева... Стряхнув с себя дрему, она
пустилась в обратный путь.
Вот и лачуга. Прислоненный к ветхим доскам велосипед все еще стоял там.