"Виктор Троегубов. Жизнь в 'Крематории' и вокруг него " - читать интересную книгу автора

и имитировали застолье. По ходу пьесы нас как отрицательных персонажей
должны были прогнать со свадьбы. Так и случилось, но, только выйдя за
кулисы, мы поняли, что забыли бутылку с "Вермутом" на столе. Однако это
обстоятельство не застало нас врасплох: мы ведь являлись отрицательными
персонажами, поэтому я вышел на сцену с репликой "пардон" и забрал со стола
у ошарашенной свадьбы заветный портвейн. Когда началось второе отделение,
ближе к концу которого наша команда должна была появиться на сцене, мы за
сценой допивали остатки "Вермута" и предвкушали...
Конферансье объявил, что на сцене сейчас появится "Необычайный струнный
оркестр" (так лихо нас окрестил комсомольский умник, ни разу до этого не
видевший 12-струнную гитару, тем более две одновременно).
Мы вышли втроем. Слева (если смотреть в зал) расположился Армен с видом
гестаповца (роммелевская кепка, широко расставленные ноги), справа - я (в
его нынешней шляпе). Вообще, то ли после портвейна, то ли от волнения и
долгого ожидания собственного выхода мы почему-то напряглись и выскочили на
сцену дико злыми. Между нами, на куске оберточной бумаги, прикрывавшей
разбитое каким-то горе-иллюзионистом яйцо, разместился двухметровый, но
неимоверно ссутулившийся Альтист Данилов. Свет прожекторов отчего-то вызвал
в нем нездоровые реакции. Он начал извлекать жалостные звуки из альта,
одновременно пуская слюни и дико вращая глазами. Как нам позже рассказывали
очевидцы, он вообще больше всего был похож на душевнобольного, попавшего в
руки двух санитаров-садистов. Уже на первую вещь (инструментал группы "Guess
Who") зрители в зале реагировали неоднозначно. Уловив растерянность
комсомольских организаторов, мы резво начали следующую, в которой у нас был
припасен коронный номер: во время довольно приятного альтового проигрыша из
бокового выхода к микрофону подскочил наш четвертый, Андрюха Пустовой, и
отчебучил лихой ритмический наворот. Контрапункт изощренности этого
виртуозного пальцеблудия с протяжностью вытекающей слюны альтиста вызвал в
публике неописуемую реакцию: половина зала кричала "браво!", "бис!",
вторая - требовала скинуть нас со сцены...
В обзорной статье вышедшей на следующий день институтской многотиражки
"Пропеллер" комментировались все выступления концерта, включая яйценесущего
горе-иллюзиониста. Для нас у автора статьи не нашлось даже приписки "и др.".
Потом, уже позже, через месяц, в том же "Пропеллере" была опубликована
большая статья о прошедшем концерте, и в ней уже другой автор признал, что
самыми "свежими" были выступления джазового гитариста Семочкина и
"Необычайного струнного оркестра". Хотя, если по правде, сам я этой статьи
не читал.

"КРЕМАТОРИЙ": "ВИННЫЕ МЕМУАРЫ"

Сейчас трудно в это поверить, но довольно долго существовал следующий
парадокс - в рамках "Атмосферного давления" со сцены мы исполняли довольно
сложные вещи, а те акустические песни, на базе которых впоследствии
материализовался "Крематорий", пелись только для близких друзей и
воспринимались нами самими как стеб, предназначенный лишь для внутреннего
употребления нашей компании. Наше сознание (а тем более сознание зрительской
массы) еще не было готово к исполнению вещей с подобными текстами и в столь
упрощенной аранжировке. Отчасти именно непривычностью звучания объясняется
то дикое сопротивление, которое встретили на своем пути "первопроходцы