"Анатолий Трофимов. Повесть о лейтенанте Пятницком (про войну)" - читать интересную книгу автора

И правда - куда? Роман крутнул головой. Не поймешь, откуда, с какой
стороны двинулись, где восток, где запад? Нет, вон темь полосой - деревья
вдоль дороги, а дорога туда, в Альт-Грюнвальде.
- Орудие к бою! - закричал, рванул крышку ящика, сунул в чьи-то руки
снаряд,- Горькавенко, командуй! Огонь, огонь по захватчикам! Прицел...
О, гадство! Какой прицел? Что делать? И чуть не прыгнул от радости, от
светленькой мысли. Поле, изученное им с НП, идет чуть на подъем. А что,
если... При малом прицеле угол падения... Должен быть рикошет! Должен!
- Горькавенко! Прицел четыре! Четыре! Понял? Отражатель проверь, на нуле
чтобы! Колпачки не снимайте!
Ничего, лейтенант Пятницкий, еще малость соображаешь, не все пургой выдуло!
Грохнуло орудие, завыл снаряд, отскочивший от мерзлости, разорвался,
рассыпался, как бризантный, в воздухе. Загудело в груди от восторга.
Получился рикошет, не обманулся Пятницкий!
- Беглым, Горькавенко, беглым! - закричал обрадованно. Стал Коркину
кричать, чтобы стреляли на прицеле "четыре" фугасными.
Лупануло в беспросветности другое орудие - слева, где младший лейтенант
Коркин. Услышал Коркин, сообразил Коркин, молодец Витька Коркин, тоже на
рикошет повел!
Поутихли огненные трассы со стороны немцев. Хорошо, видно, обсыпали их
сверху стальные обломки! Пятницкий выхватил пистолет, вскинул на всю руку
- Сержант, поднимай пехоту! За мной! За Родину! За Сталина!
Солдаты поднялись без особого рвения, засеменили в пуржистую гущу,
заспешили за горластым лейтенантом, Шимбуев рядышком побежал.
Заговорило вдесятеро больше стволов. В упор. Начали шлепаться и мины,
осколками повизгивать. Солдаты попадали. Кто насовсем, кто так. У
Пятницкого шапку козырьком к уху повернуло. Оступился в канавную глубь,
плюхнулся кулем, шапка свалилась.
Выходит, не только фрицев, но и просто снег обсеивал на рикошетах? Вскочил
разъяренный.
- Вперед! За мной!
Усатый сержант грубо толкнул его под прикрытие толстого осокоря.
- Какого хрена колготишься, лейтенант! Людей побьем. Остынь, говорю!
От бессилия, унижения, обиды навернулись слезы. Сержант поднял шапку,
подал. Из дырки вата торчит. Сказал примирительно:
- Погодим малость, должно развиднеться. Видишь, что творится? Встряхнись
же, не то пуля вот такого-то быстро сыщет.
Пятницкий прислонился к осокорю, задрал голову, от пуль не прячется.
Шимбуев дернул за шинель, стащил в канаву.
Скоро муть разжижела. Плохо, но видно стало темную горбину впереди - сады
немецкого поселка. Завиднелось орудие Семиглазова, кляксами стали
проявляться два других. Пехоты побольше подсобралось: кто зарвался вперед
- спятился, кто отстал - подтянулся. Подошел "студебеккер" со снарядами,
видно, Будиловский сумел организовать.
Разгружались торопливо, с некудышно упрятанным раздражением на громадину
"студера", припершегося на самый передок, на шофера Кольку Коломийца,
который, выискивая немцев, крутил башкой - будто первый день на фронте.
Горькавенко не выдержал, прикрикнул на Кольку:
- Помогай, холера тебя возьми! Сожгут твою колымагу!
В строптивости Колька мог и не обратить внимания на окрик, но поблизости