"Анатолий Трофимов. Повесть о лейтенанте Пятницком (про войну)" - читать интересную книгу автора

пристрелку браться, команду на огонь подавать. Оглянулся еще раз на хорошо
видную батарею - вот она, аж душа радуется, но представил зрительно
траекторию, и душе этой не до радости стало - мурашки по коже. Розиттен в
створе огневой позиции и занятом немцами Бомбена, по которому собрался
стрелять, а деревья в Розиттене метров на пятнадцать вымахали! Как можно
забыть про гребень укрытия! При этом прицеле...
Пятницкий торопливо, волнуясь, произвел расчеты и, глядя в сторону
огневой, выискивая глазами Коркина, сердито покачал головой. Н-ну, Коркин,
н-ну, Витя... Бить тебя некому, и мне некогда. При этом прицеле - прямо по
кронам. Первым же снарядом славян, что за стенками сараев передышку
устроили, перекалечишь. Придется орудия метров на триста назад откатить.
Вот уж поматерятся огневики от новой, некстати свалившейся работы!
"Студебеккеры" в рощу отогнали, пока вызовешь. Не-ет, никаких машин: на
руках, только на руках, и как можно поспешнее. И снаряды на руках, хоть
несколько ящиков, потом Огиенко на подводе перевезет. Крутнулся к связисту:
- Савушкин! Женька, трубку!
Схватил трубку, вызвал Коркина.
- Коркин, назад батарею! Слышишь? На триста метров. Гребень укрытия не
позволяет. Торопись, Витя, потом ругаться будешь..
И без того не сладко на батарее, вставшей среди паханного и засеянного с
осени поля, а тут. Что-то опять начал Коркин. Пятницкий взбесился прежде
всего на себя: взводного, как девицу, уговаривает.
- Товарищ младший лейтенант, выполняйте приказ! Через десять минут
доложить о готовности к открытию огня! Все!
Побурев, бросил трубку Савушкину. "Надо же, какой комбат стал",- испуганно
подумал Женя. А Пятницкий все кипел: Коркин старший на огневой, он должен
наименьший прицел рассчитать и доложить командиру батареи. Раззява... Да и
сам хорош, напомнил бы. Что касается срока - десять минут... Ничего,
бойчее шевелиться будут.
Коркин сознавал свою вину, зашевелился. Шуганул расчеты к орудиям.
Кинулись, покатили. Вязкая земля, не вышедшая в трубку озимь наматываются
на колеса, утяжеляют орудия, но ребята катят, тужатся, из сил выбиваются,
но катят. Глядя на эту картину, Пятницкий распорядился передать на
"Припять", чтобы от нитки не отцеплялись, держали связь на ходу. Но и
этого мало Взял у Савушкина трубку.
Коркин, позади вас небольшой участок кустарника, вербы, кажись, это место
для первого орудия. Бегом с буссолью туда. Данные от этих кустов
пересчитаю. Понял? Действуй!
Ошибку с выбором огневой Пятницкий заметил вовремя, предотвратил беду, но
во что может вылиться смена позиции - и в ум не пришло. Рокировка орудий
привлекла внимание какого-то пехотинца, и он понял маневр по-своему.
Заорал:
- Пушкари драпают!
Да так заорал, будто ему в копчик неношеным сапогом пнули. Уж не тот ли,
которому глаз заузили? По второму бы ему сейчас, чтобы поменьше видел.
Немцы, можно подумать, услышали взбалмошный крик, подогрели его - ударили
по Розиттену из "скрипачей". Затрещали деревья, в щепки разнесло
пароконную двуколку, лошади запутались в упряжке и, волоча за собой дышло,
с ошалелым ржанием понеслись в дыму через развалины скотного сарая.
К наблюдательному Пятницкого подбежал офицер в развевающейся плащ-палатке,