"Лев Троцкий. История русской революции, т. 1" - читать интересную книгу автора

литераторов, которым во всяком случае нельзя отказать в опытности. И тем не
менее мы не имеем ни одной заслуживающей внимания работы демократов о
демократической революции. Лидеры соглашательских партий явно не решаются
восстановить ход развития Февральской революции, в которой им довелось
играть такую видную роль. Не удивительно ли? Нет, вполне в порядке вещей.
Вожди вульгарной демократии тем опасливее относятся к действительной
Февральской революции, чем смелее они клянутся ее бесплотными заветами. То
обстоятельство, что сами они занимали в течение нескольких месяцев 1917 года
руководящие посты, как раз больше всего и заставляет их отвращать взоры от
тогдашних событий. Ибо плачевная роль меньшевиков и
социалистов-революционеров (какой иронией звучит ныне это имя!) отражала не
просто личную слабость вождей, а историческое вырождение вульгарной
демократии и обреченность Февральской революции как демократической.
Вся суть в том, - и это есть главный вывод настоящей книги, - что
Февральская революция была только оболочкой, в которой скрывалось ядро
Октябрьской революции. История Февральской революции есть история того, как
Октябрьское ядро освобождалось от своих соглашательских покровов. Если бы
вульгарные демократы посмели объективно изложить ход событий, они так же
мало могли бы призывать кого-либо вернуться к Февралю, как нельзя призывать
колос вернуться в породившее его зерно. Вот почему вдохновители ублюдочного
февральского режима вынуждены ныне закрывать глаза на свою собственную
историческую кульминацию, которая явилась кульминацией их несостоятельности.
Можно, правда, сослаться на то, что либерализм, в лице профессора
истории Милюкова, попытался все же свести счеты со "второй русской
революцией". Но Милюков вовсе не скрывает того, что он лишь претерпевал
Февральскую революцию. Вряд ли есть какая-либо возможность причислять
национал-либерального монархиста к демократии, хотя бы и вульгарной, - не на
том же основании, в самом деле, что он примирился с республикой, когда не
осталось ничего другого? Но, даже оставляя политические соображения в
стороне, работу Милюкова о Февральской революции ни в каком смысле нельзя
считать научным трудом. Вождь либерализма выступает в своей "Истории" как
потерпевший, как истец, но не как историк. Его три книги читаются, как
растянутая передовица "Речи" в дни крушения корниловщины. Милюков обвиняет
все классы и все партии в том, что они не помогли его классу и его партии
сосредоточить в своих руках власть. Милюков обрушивается на демократов за
то, что они не хотели или не умели быть последовательными
национал-либералами. В то же время он сам вынужден свидетельствовать, что
чем больше демократы приближались к национал-либерализму, тем больше они
теряли опору в массах. Ему не остается, в конце концов, ничего иного, как
обвинить русский народ в том, что он совершил преступление, именуемое
революцией. Зачинщиков русской смуты Милюков, во время писания своей
трехтомной передовицы, все еще пытался искать в канцелярии Людендорфа.
Кадетский патриотизм, как известно, состоит в том, чтобы величайшие события
в истории русского народа объяснять режиссерством немец-
кои агентуры, но зато стремится в пользу "русского народа" отнять у
турок Константинополь. Исторический труд Милюкова достойно завершает
политическую орбиту русского национал-либерализма.
Понять революцию, как и историю в целом, можно только как объективно
обусловленный процесс. Развитие народов выдвигает такие задачи, которых
нельзя разрешить другими методами, кроме революции. В известные эпохи эти