"Евгений Трубецкой. Три очерка о русской иконе" - читать интересную книгу автора

переживал.
Когда мы проникнем в тайну этих художенственных и мистических
созерцаний, открынтие иконы озарит своим светом не только прошлое, но и
настоящее русской жизни, более того - ее будущее. Ибо в этих созернцаниях
выразилась не какая-либо переходянщая стадия в развитии русской жизни, а ее
непреходящий смысл. Пусть этот смысл был временно скрыт от нас и даже
утрачен. Он вновь нам открывается. А открыть его - значит понять, какие
богатства, какие еще не явленные современному миру возможности таятся в
русской душе. Мы оставим в стороне всякие произвольные гадания об этих
возможностях и постараемся узнать их в их иконописных отражениях.
II
Не один только потусторонний мир Божественной славы нашел себе
изображение в древнерусской иконописи. В ней мы находим живое, действенное
соприкосновение двух миров, двух планов существования. С одной стороны --
потусторонний вечный покой; с другой стороны - страждущее, греховное,
хаотическое, но стремящееся к успокоению в Боге существование, - мир
ищущий, но еще не нашедший Бога. И cooтветственно этим двум мирам в иконе
отражаются и противополагаются друг другу две России. Одна уже утвердилась в
форме вечного покоя; в ней немолчно раздается глас: "Всякое ныне житейское
отложим попечение".¹* Другая - прислонившаяся к храму,
стремящаяся к нему, чающая от него заступнления и помощи. Вокруг него она
возводит свое временное мирское строение.
Это прежде всего - Русь земледельческая; во храме мы находим живой
отклик на ее моления и надежды. Среди святых она именет своих особых
покровителей и молитвеннников. Кому неизвестно непосредственно близкое
отношение к земледелию святого громовержца - пророка Илии, Георгия
Понбедоносца, коего самое греческое имя говонрит о земледелии, и особо
чтимых угоднинков - Флора и Лавра.²* Протестантское
вынсокомерие, огульно обвиняющее нас в "язынчестве", очевидно, прежде всего
имеет в виду имена святых этого типа и их в самом деле как будто
соблазнительное сходство с языческими богами-громовержцами или же
покровителями полей и стад. Но ознакомленние с лучшими образцами древней
новгонродской иконописи тотчас изобличает удинвительную поверхность такого
сопоставленния. Наиболее интересными в иконописных изображениях святых
являются именно те черты, которые проводят резкую грань между ними и
человекообразными языческими богами.
Эти черты отличия заключаются, во-первых, в аскетической неотмирности
иконописных ликов, во-вторых, в их подчинении храмовому архитектурному,
соборному целому и, наконец, в-третьих, в том специфическом
горении ко
Кресту, которое составляет яркую особенность всей нашей церковной
архитектуры и иконописи.
Начнем с пророка Илии. Новгородская иконопись любит изображать его
уносящимся в огненной колеснице, в ярком пурпуровом окружении грозового
неба. Соприкосновение со здешним, земным планом существования ярко
подчеркивается, во-первых, русскою дугою его коней, уносящихся прямо в небо,
а во-вторых, той простотою и естенственностью, с которой он передает из
этого грозного неба свой плащ оставшемуся на земнле ученику - Елисею. Но
отличие от язычеснкого понимания неба сказывается уже тут Илия не имеет
своей воли. Он вместе со свое" колесницей и молнией следует вихревому