"Евгений Трубецкой. Три очерка о русской иконе" - читать интересную книгу автора

во Владимире. Там необычайно сосредоточенная сила надежды передается
исключительно движением глаз, устремленных вперед. Кренстообразно-сложенные
руки праведных сонвершенно неподвижны, так же как и ноги и туловище. Их
шествие в рай выражается исключительно их глазами, в которых не чувствуется
истерического восторга, а есть глунбокое внутреннее горение и спокойная
увенренность в достижении цели; но именно этой-то кажущейся физической
неподвижнностью и передается необычайное напряженние и мощь неуклонно
совершающегося дунховного подъема: чем неподвижнее тело, тем сильнее и яснее
воспринимается тут движенние духа, ибо мир телесный становится его
прозрачной оболочкой. И именно в том, что духовная жизнь передается одними
глазами совершенно неподвижного облика, - символически выражается
необычайная сила и власть духа над телом. Получается впечатленние, точно вся
телесная жизнь замерла в ожидании высшего откровения, к которому она
прислушивается. И иначе его услышать нельзя: нужно, чтобы сначала прозвучал
принзыв "да молчит всякая плоть человеческая" И только когда этот призыв
доходит до наншего слуха - человеческий облик одухотвонряется: у него
отверзаются очи. Они не толь ко открыты для другого мира, но отверзают его
другим: именно это сочетание совершеннной неподвижности тела и духовного
смыснла очей, часто повторяющееся в высших созданиях нашей иконописи,
производит понтрясающее впечатление.
Ошибочно было бы думать, однако, что неподвижность в древних иконах
составлянет свойство всего человеческого: в нашей иконописи она усвоена не
человеческому обнлику вообще, а только определенным его сонстояниям; он
неподвижен, когда он преиснполняется сверхчеловеческим, Божественнным
содержанием, когда он так или иначе вводится в неподвижный покой
Божественнной жизни. Наоборот, человек в состоянии безблагодатном или же
доблагодатном, челонвек, еще не "успокоившийся" в Боге или пронсто не
достигший цели своего жизненного пути, часто изображается в иконах
чрезвынчайно подвижным. Особенно типичны в этом отношении многие древние
новгородские изображения Преображения Господня. Там неподвижны Спаситель,
Моисей и Илия - наоборот, поверженные ниц апостолы, прендоставленные
собственному чисто человенческому аффекту ужаса перед небесным гронмом,
поражают смелостью своих телодвиженний; на многих иконах они изображаются
лежащими буквально вниз головой. На замечательной иконе "Видение Иоанна
Лествич-ника", хранящейся в Петрограде, в музее Александра III,⁸*
можно наблюдать движение, выраженное еще более резко: это - стреминтельное
падение вверх ногами грешников, сорвавшихся с лестницы, ведущей в рай.
Ненподвижность в иконах усвоена лишь тем изображениям, где не только плоть,
но и санмое естество человеческое приведено к молнчанию, где оно живет уже
не собственною, а надчеловеческою жизнью.
Само собою разумеется, что это состояние выражает собою не прекращение
жизни, а как раз наоборот, высшее ее напряжение и силу. Только сознанию
безрелигиозному или поверхностному древнерусская икона монжет показаться
безжизненною. Известная холодность и какая-то отвлеченность есть, пожалуй, в
иконе древнегреческой. Но как раз в этом отношении русская иконопись
представляет полную противоположность греческой. В замечательном собрании
икон в петроградском музее Александра III осонбенно удобно делать это
сопоставление, понтому что там, рядом с четырьмя русскими, есть одна
греческая зала. Там в особенности поражаешься тем, насколько русская
икононпись согрета чуждой грекам теплотою чувнства. То же можно испытать при