"Сергей Михайлович Труфанов. Святой черт (Записки о Распутине) " - читать интересную книгу автора - А не придет ли сюда этот "старец"?
- Придет, придет! Один архимандрит обещал его привезти. Мы его ждем... Дни шли за днями. Я готовился к своему делу и почти ничего не слышал, что говорили о "старце". В великом посту 1903 года из Сибири в академию приехал начальник корейской духовной миссии - архимандрит Хрисанф Щетковский (умерший года через три после этого епископом Елисаветградским). По всем академическим углам заговорили, что архимандрит этот привез в Петербург великого "старца" Григория, что Григорий был уже у ректора академии - еп. Сергия Страгородского, некоторые студенты видели его, получили предсказания и т. д. Прошло порядочно времени, а я "старца" видеть не удостоился. Опять начинал успокаиваться на чувстве своего недостоинства, отдаваясь всецело благочестивым размышлениям об иноческой жизни, а новые разговоры и вести о "старце", как надоедливые осы, не давали мне возможности не отвлекаться от того дела, к которому готовился. Иные говорили, что "старца" Григория трудно видеть, что он бывает только у ректора и что с ним они ездят во дворец. Что ни день, то слухи о славе, величии "старца" все более и более увеличивались. При своем маленьком положении и сознании своего недостоинства, я рассудил, что мне не видать блаженного пророка, как ушей своих. В конце 1903 года, 29 ноября, я принял монашество. Из Сергия меня обратили в Илиодора. 16 декабря этого же года я, как новоиспеченный инок, шел по темному академическому коридору, со взорами, опущенными книзу, согласно учению св. отцов. взор свой и увидел о. Феофана и какого-то, неприятно склабившегося, мужика. - Вот и отец Григорий из Сибири! - застенчиво сказал Феофан, указывая на мужика, перебиравшего в это время своими ногами, как будто готовившегося пойти танцевать в галоп. - А, а, а, - смущенно протянул я и подал мужику руку, и начал с ним целоваться. Григорий был одет в простой, дешевый, серого цвета пиджак, засаленные и оттянувшиеся полы которого висели спереди, как две старые кожаные рукавицы; карманы были вздуты, как у нищего, кидающего туда всякое съедобное подаяние; брюки такого же достоинства, как и пиджак, поражали своею широкою отвислостью над грубыми халявами мужицких сапог, усердно смазанных дегтем; особенно безобразно, как старый истрепанный гамак, мотался зад брюк; волосы на голове "старца" были грубо причесаны в скобку; борода мало походила вообще на бороду, а казалась клочком свалявшейся овчины, приклеенным к его лицу, чтобы дополнить все его безобразие и отталкивающий вид; руки у "старца" были корявы и нечисты; под длинными и даже немного загнутыми внутрь ногтями было много грязи; от всей фигуры "старца" несло неопределенным нехорошим духом. Григорий, поцеловавши меня, упорно и продолжительно посмотрел своими круглыми, неприятно серыми глазами мне в лицо, потом зашлепал своими толстыми, синими, чувственными губами, на которых усы торчали, как две ветхих щетки, потрепал меня по плечу одной рукою, держа пальцы другой около рта, и, обращаясь к Феофану, с какой-то заискивающею, лукавою, неестественною, противною улыбкою, сказал про меня: |
|
|