"Далия Трускиновская. Шайтан-звезда" - читать интересную книгу автора

он, - и ведь когда-то его использовали всего лишь для лечения кашля и
поноса... Ничего, сейчас будет готово противоядие! Подтащи-ка тот коврик, о
Мамед.
Мамед взял за угол немалый ковер, дорогой, армянской работы, из тех,
на которых дремали здесь обитатели дома, пережидая дневной зной, и с трудом
подтянул его.
Саид, перевернув Рейхана на спину, уложил его на ковер и внимательно
рассмотрел его лицо, а потом взял в руки его ханджар.
- Я тоже обратил внимание, о Саид, - сказал Мамед. - И днем я видел
своими глазами, что в рукоять вделана прекрасная хорасанская бирюза, цветом
как синее небо утром после дождя, которая ценится дороже золота, а не
дешевая голубая бирюза из Серабит-эль-Хадема.
- А что ещё смутило тебя, о Мамед, в облике этого чернокожего?
- Обычно у черных рабов ноздри, подобные кувшину, и одна губа как
одеяло, а вторая, как башмак, этот же - обладатель тонких черт лица, и будь
его кожа светлее, я назвал бы его арабом из благородных, о Саид.
Саид омочил палец в струе и крепко потер щеку Рейхана, потом
внимательно осмотрел и понюхал палец.
- Нет, чернота, пожалуй, его природное свойство... - пробормотал он. -
В таком случае кое-что становится понятно, о Мамед. Есть некая страна, где
чернокожие приближены к трону белолицего повелителя, и окружены почетом, и
отдают своих дочерей в харимы к его вельможам, а родившиеся от таких союзов
дети могут наследовать имущество своих отцов и их должности при дворе... Да
куда же пропала Ясмин, накажи её Аллах? Прежде всего мы должны привести в
чувство этого чернокожего... А в той стране, было бы тебе ведомо, о Мамед,
дети царей и вельмож от черных женщин носят прозвание аль-Асвад, если
унаследуют цвет матери, и нет в этом для них укора или позора, прозвание не
хуже прочих прозваний... Не наелась ли и ты там банджа, о Ясмин? Может
быть, ты спишь и видишь, как поешь во дворце повелителя правоверных и как
он за твое искусство берет тебя в свой харим?
- Пропади ты пропадом, о Саид! - немедленно отозвалась на крик
невольница. - Пропади навеки, но сперва помоги мне, ибо я несу горшок с
горячей водой, и держу его обеими руками, а лестница тут крутая!
- Взяла ли ты ложку, о несчастная? Если нет, то давай сюда горшок и
ступай на кухню за ложкой, - велел Саид. - Нам понадобится самая маленькая.
Прими горшок, о Мамед, и ставь его сюда.
Мамед протянул вверх руки, и взял горшок вместе с тряпкой, в которую
он был обернут, и поставил его куда велено.
- Разве ты врач, о Саид, что тебе непременно нужно исцелить этого
чернокожего? - спросил он. - Разумеется, Аллах отплатит нам за доброе дело,
но боюсь я, что прежде его вознаграждения нас ждет немало неприятностей
из-за событий этой ночи. Давай приведем в чувство этого чернокожего,
оставим ему горшок, а сами уйдем своей дорогой.
- Куда ты так торопишься? Мне слишком много вопросов нужно задать ему,
о Мамед, - сказал Саид, и тут к ногам его упала маленькая серебряная ложка.
- Я пойду поищу ребенка! - крикнула сверху Ясмин.
- Спускайся сюда, о женщина. Похоже, что ребенка искать в этом доме
бесполезно, и его мать - равным образом, - отвечал Саид. - Мы опоздали, но,
если будет на то милость Аллаха, мы ещё сумеем им помочь.
Он набрал ложкой горячей воды и залил её не в рот, как полагалось бы,