"Сергей Петрович Трусов. Западня" - читать интересную книгу автора

вдумываясь в смысл, он и другим не давал этой возможности и, казалось, был
полностью поглощен интересным превращением отдельных буковок в непрерывную
речь.
Слушатели приуныли. Не потому, что затруднился процесс усвоения свежих
идей, а оттого, что этот процесс грозил затянуться. Кое-кто зашелестел
предусмотрительно захваченной периодикой, другие принялись перешептываться
да переглядываться, а остальные просто смотрели на оратора. Кто хотел,
вполголоса изрекал родившуюся мысль.
- Нудизм какой-то, а не доклад! - сказал инженер Вова Сидоров, и было
непонятно, то ли он специально соригинальничал, то ли и впрямь полагал, что
так выражают высшую степень нудности.
- Уж лучше бы нудизм, - вздохнула Леночка Ширяева, и Вова мысленно
себя похвалил. За сегодняшнее собрание это была его первая положительная
эмоция.
Тем временем речь Антона Никодимовича вступила в третью и
заключительную стадию. Смущенный выразительными взглядами администрации,
Ступа из опасения, что ему не позволят прочитать все, увеличил темп. При
этом отдельные буквы стали выпадать из процесса звукообразования. В тексте
они были, в мозг через зрительный канал попадали, а вот оттуда уже не
выходили, а, путаясь и произвольно комбинируясь, мешали докладчику. В
волнении Антон Никодимович проглатывал целые окончания слов, снабжая
мыслительный аппарат неразборчивой снедью. Уголь поступал в топку, и пламя
разгоралось. Появились и первые продукты горения. Речь оратора стала
пересыпаться совсем уж нечеловеческими словами. Никто особенно не удивился,
ибо подобные конфузы повторялись в каждом выступлении Антона Никодимовича.
Может, и сейчас все бы закончилось благополучно, если бы не игра больших
чисел, порождающая благоприятные случаи. Сумбурные откровения Ступы были
обязательным атрибутом всех собраний, и чудо свершилось. Это могло
произойти раньше, могло - позже, могло вообще не произойти, но произошло.
Совершенно случайно словоизлияния оратора сложились в длинное
заклинание. Заклинание сработало, прервав тысячелетний сон злющего
восточного джинна. Хмурый и невыспавшийся Гасан Абу аль-Рашид тотчас
покинул уютный кувшин и явился в актовый зал, оглушительно скрежеща желтыми
гнилыми зубами. Застыв перед трибуной, он закатил глаза и с плохо
скрываемым бешенством потребовал:
- Повелевай, владыка...
Но Антон Никодимович как ни в чем не бывало продолжал жонглировать
скользкими суффиксами.
Изумленный таким невниманием, джинн окончательно рассвирепел, но
усилием воли заставил себя выждать несколько секунд. Ломая пальцы и яростно
вращая белками глаз, он в один миг изобрел сорок восемь тысяч новых пыток.
Потом мгновенно вымахал метров на пять, рванул клок бороды и взвыл страшным
голосом:
- Повелева-а-а-ай!!! Ааааа!..
И затрясся, словно припадочный, царапая ногтями хилую пергаментную
грудь.
Никто не повелевал. Более того, на него даже внимания не обратили.
Будто и не было исступленных криков, жуткого хохота и жалобных стенаний.
Будто и не было самого Гасана.
И подивился всемогущий джинн виртуозному мастерству человека на