"Юрий Трусов "Зеленая ветвь" (Исторический роман) [И]" - читать интересную книгу автора

Каподистрия удивленно приподнял осыпанные инеем седины брови.
- Неужели?.. А ведь я раньше вас покинул Россию. Неужели после моего
отъезда вы даже не удосужились повидать нашего верного друга графиню?
В тихом, глуховатом голосе президента звучал горький упрек.
Такой же упрек Райкос прочитал и в его печальных глазах. И
почувствовал необходимость оправдаться, очистить душу от какого-то
неведомого ему самому греха.
- Я, конечно, виделся с ней. Посещал ее... И не раз. Но очень давно.
Да, ваше превосходительство, в последний раз, когда я видел графиню
Эдлинг, у нее в руках было ваше письмо. Она читала его и плакала. - Сказав
это, Райкос, словно осекшись, вдруг замолчал. А затем, покраснев,
растерянно и виновато взглянул на президента.
Каподистрия в свою очередь внимательно и строго посмотрел на Райкоса.
- Продолжайте, подполковник... Что же вы молчите? Какое письмо она
читала?
Но Райкос, словно не слыша его слов, продолжал молчать. А молчал он
потому, что вдруг понял, - рассказывая подробно о своей последней встрече
с графиней, он наносит президенту удар по незажившей ране.
Но президент настаивал.
- Да говорите же, - сказал он голосом, который звучал теперь твердо и
повелительно. - Говорите, - повторил он, сердито уставясь на Райкоса.
Николай Алексеевич никогда еще в жизни не чувствовал себя так
неловко. От волнения у него даже лоб покрылся каплями пота. "Ах, какой же
я бестактный!.." - корил мысленно он себя.
- Оставим этот разговор, ваше превосходительство, - хрипло выдавил из
себя Райкос. - Оставим...
Но Каподистрия был неумолим:
- Говорите...
Горький комок подкатил к горлу подполковника, но он все же собрался с
силами и сказал:
- Она плакала, читая ваше письмо от двадцатого февраля... Помните?..
- Я-то помню... Да, от двадцатого... А вы?
- О! - тяжело вздохнул Райкос. Он ощутил, как его горло распирает
что-то горькое, солоноватое. Распирает, забивая дыхание. И вдруг снова,
как много лет тому назад, перед ним возникли строки письма, написанного
бисерным почерком Иоанна Антоновича.
Он помнит каждую строку. Помнит так хорошо, что они и сегодня гудят в
его памяти, как глухие, тяжелые удары греческого деревянного
колокола-симандры. Вот они, эти строки, извещающие о смерти сестры
президента монахини Ефросинии:
"Ее убили распространившиеся слухи, что государь сослал меня в
Сибирь, - писал президент графине Эдлинг, - а потом в Африку, назначив
своим посланником, и что, наконец, я умер..."
Слухи-убийцы... Они погубили сестру президента, девушку с гордой
душой. Ефросиния беззаветно верила в Россию. Могучую
Россию-освободительницу. Верила, как по сей день верят в нее тысячи
греков...
Райкос почувствовал, что не может справиться с предательским
волнением. Он отвернулся, чтобы его смятение не увидел президент.
Отвернулся, лихорадочно ища в кармане платок. Стыдно, когда видят, как