"Владимир Царицын. Его турецкий роман " - читать интересную книгу автора

мужчины отличались высоким ростом, неспортивным телосложением и тоже в
основном были блондинами. Русских на развалинах не было. Пругов не стал
подходить ни к одной из групп, наоборот, отошел от них подальше.
Он бродил по развалинам, спускался в темные подземелья, которые
почему-то очень быстро заканчивались и круто вели вверх - к свету.
Он поднимался на стены и перекрытия зданий в тех местах, где это было
разрешено, где не висели заграждающие цепи, и не было черных табличек, на
которых было написано, что там, за табличкой, все ветхое и в любой момент
может рухнуть. Пругов забирался наверх и оттуда обозревал панораму. Он ждал,
что марево солнечного дня вдруг расступится, и его взгляду откроется живой
Эфес, полный городского шума - звона золотых и серебряных монет, зазывных
криков уличных торговцев и сутолоки жителей, торгующихся с ними. Он ждал,
что узкие улочки раздвинутся, и он увидит людей в белых античных одеждах.
Нет, он видел только туристов в панамах, шортах и майках и их гидов.
Улочки, если эти проходы можно было назвать улочками, были кривыми и узкими.
Гиды говорили тихо, а туристы в основном помалкивали и щелкали
фотоаппаратами или неслышно строчили по руинам непрерывными очередями
видеокамер, желая увезти с собой в Берлин,
Лондон и Осло вещественные доказательства своего пребывания в городе,
основанным по преданию амазонками.
Как не прислушивался Пругов к себе, никак не мог уловить хоть какие-то
признаки погружения. Ничего. Ноль. Все вокруг казалось искусственным, как
декорации в театре.
Впрочем, так оно и было - искусственные обломки капителей, отлитые из
бетона, обломки ребристых колонн, тоже бетонные, даже камни в мостовых
наверняка были сделаны совсем недавно на одном из местных ЗЖБИ и выдавались
за настоящие, из тех веков, которые до нашей эры.
Римская баня была похожа на брошенный строителями котлован с нулевым
циклом, подготовленным под трансформаторную подстанцию.
Котлован зарос бурьяном, а бурьян под лучами солнца уже превратился в
армию зоологических мумий. Рядом с римской баней располагался римский
гальюн. А где ж ему быть, как не рядом с баней? Гальюн
Пругова рассмешил. Вернее, не сам гальюн - гальюн, как гальюн, только
стульчак высокий, длинный и каменный, на нем можно было сидеть, а не
зависать на корточках. По всей длине стульчака, имеющего в плане форму буквы
"Г" на равном расстоянии друг от друга были пробиты в каменной плите
отверстия, на которые тут же расселись туристы, проверяя на удобство и
размер. Они ерзали и весело переговаривались меж собой, делясь
впечатлениями. Это-то и развеселило писателя, решившего попробовать себя в
исторических детективах. Развеселило, но погружению не способствовало.
Одно из хваленых чудес света, храм Артемиды, тоже не вдохновил
Пругова. Сжег его маньяк Герострат в 356 году до нашей эры, раздраженно
подумал он, и не надо было строить заново. Храм известен тем, что его
сожгли, а не тем, что его восстановили.
Погружение не наступало.
Публичный дом оказался банальной площадью с нарисованной в одном из ее
уголков женской ступней, а точнее, с рисунком ступни небольшого размера.
Когда-то здесь оттягивались гладиаторы после трудов праведных. А сейчас тут
было пусто и уныло. Разомлевшие от жары рыхлые туристы мужского пола мало
напоминали качков-гладиаторов, а туристки в бейсболках и с мокрыми кругами