"Сурен Цормудян. Второго шанса не будет" - читать интересную книгу автора

распределения тепла.
Вахтер ничего не сказал молодым людям. Только посмотрел в их сторону и
принялся крутить помпу. Казалось, что он совсем не хочет разговаривать.
Время было еще не позднее и двери, либо заменяющие их шкуры, в жилища
людей, были открыты. Однако дверь в квартиру капитана была заперта и оттуда
доносился женский плачь. Еще несколько голосов женщин, пытающихся успокоить
овдовевшую Гуслякову.
За большим столом в центре подвала никто не играл в домино или нарды,
как это иногда случается по вечерам. Шума детей, а их в этом подвале было
трое, тоже слышно не было. Сегодня тут была одна скорбь. И слышался только
плачь.
Николай взглянул на дверь в квартиру капитана и вдруг выскочил из
подвала обратно в земляной коридор. Сквернослов рванул следом.
- Я не могу! Я виноватым себя чувствую! - прохрипел Николай на
догнавшего его Вячеслава.
Тот что-то хотел сказать, но поджав губу и прикрыв глаза, молча,
закивал головой. Он чувствовал тоже самое.
Васнецова охватила горечь от бессмысленной гибели Михалыча. Но еще
больше горечи было в том, что и жизнь-то вся их была, оказывается
бессмысленной. Пустой и бессмысленной. Впереди ничего. Либо медленное
вымирание. Либо скорая, а может и не очень, но гибель планеты. Но главное-то
он понял. Незачем жить. Люди умирают. А тех, кто родился после войны, можно
по пальцам пересчитать. И это за двадцать лет! Да кому захочется выпускать
свое чадо в этот одичавший и безнадежный мир? Это ведь преступление перед
маленьким ребенком, родить его на свет в таких условиях. А если он и
вырастет, то непременно проклянет родителей своих, осознав, что жить
незачем. Васнецов быстро брел по траншее, пока не наткнулся на постового,
стоявшего у массивной деревянной двери, обитой кабаньими шкурами. Эта дверь
вела на поверхность. Сквернослов, молча, следовал за ним.
- Парни, вы чего? - спросил охранявший дверь постовой.
- На воздух охота чего-то, - задыхаясь, пробормотал Николай. - Выпусти.
- Так, не положено ведь! Темнеет уже! И там мороз за тридцать!
- Пусти, как человека прошу. Мы только подышим и назад. Мы тут. У входа
будем.
- Ну ладно. Только не долго, - вздохнул молодой постовой и, загремев
ключами, снял с засова большой амбарный замок.
Васнецов бросился по земляным, а чуть выше и по снежным ступенькам
наверх. На их мир опустились черные сумерки. Во мраке виднелись мрачные
силуэты необитаемых зданий, так противоестественно торчащих из снега. Он
упал на колени и, зарывшись лицом в холодный снег, зарыдал.
- Не могу я так больше Славик! Не могу! Жить не хочу! Зачем жить?! Мы
же вымираем! А кто последним подохнет, того и похоронить некому! Закопать,
как Михалыча завтра закопают! Нахрена Славик!
- Кончай, Коля. Говорят же, что радиации меньше становится. Годы идут.
Перестань, - как-то неуверенно бормотал Вячеслав.
- Да потому что все! Радиация не нужна больше! Она свое дело сделала!
Мы, люди, свое дело сделали на этой земле! Все!!! И хватит себя всякими
сказками утешать!!!
- Коля, хватит, - прошептал сквозь слезы Вячеслав. Затем схватил
Николая за грудки и стал трясти его, - Хватит Коля!!! - заорал он, - Ну не