"Стефан Цвейг. Лепорелла" - читать интересную книгу автора

сквозь стиснутые зубы глухо вырвалось: - А можно бы...
можно бы... и помочь...
Точно смертоносный выстрел отдались эти слова в ушах
барона. И такой злобой, такой угрюмой решимостью дышало
искаженное лицо Кресченцы, что он вздрогнул и невольно
отступил на шаг. Но она уже повернулась к нему спиной и
начала столь яростно начищать медную ступку, словно хотела
переломать себе все пальцы.
С приездом баронессы в доме опять поднялась буря -
хлопали двери, по комнатам словно гулял свирепый ветер,
изгоняя царивший здесь в отсутствие хозяйки дух мирного уюта
и любовных утех. Быть может, обманутая супруга узнала от
соседей или из анонимных писем, как бесстыдно барон
злоупотребил своим правом хозяина дома, или ее оскорбила
нескрываемая досада и раздражительность, с какой он ее
встретил, - так или иначе, но двухмесячное лечение в
санатории, видимо, мало ей помогло, ибо по-прежнему
истерические припадки сменялись угрозами и безобразными
сценами. День ото дня отношения между супругами ухудшались.
С месяц барон еще стойко выдерживал ожесточенный натиск
упреков, отражая его испытанным оружием как только жена
начинала грозить разводом или сулила написать обо всем своим
родителям, он становился изысканно вежлив и давал туманные,
уклончивые обещания. Но его бездушное, невозмутимое
спокойствие только усугубляло болезненную нервозность
одинокой женщины, постоянно чувствовавшей затаенную
враждебность домашних.
Кресченца опять замкнулась в каменном молчании. Но
теперь это молчание было заносчивым и дерзким. В день
приезда баронессы она упрямо не выходила из кухни, а когда
та сама вызвала ее, Кресченца даже не поздоровалась со своей
хозяйкой. Втянув голову в приподнятые плечи, она угрюмо
выслушала вопросы и так сердито отвечала на них, что
баронесса, наконец, потеряла терпение и отвернулась; она не
видела, как Кресченца метнула ей в спину бешеный взгляд,
горящий лютой ненавистью. Возвращение хозяйки лишило ее
всех приобретенных прав, она чувствовала себя обворованной,
несправедливо униженной, после радостного, пылкого служения
своему господину ее опять столкнули в кухню, к плите, отняли
дружественное прозвище "Лепорелла". Барон предусмотрительно
остерегался выказывать при жене свое доброжелательное
отношение к Кресченце. Но иногда, утомленный очередной
семейной сценой, испытывая потребность отвести душу, он в
поисках участия украдкой пробирался к ней на кухню, садился
на деревянный табурет и со стоном говорил: - Я больше не
могу.
Эти мгновения, когда боготворимый ею хозяин искал у нее
прибежища от своих бед, были наивысшим счастьем для
Лепореллы. Она не решалась произнести ни слова в ответ или
в утешение; молча, вся уйдя в себя, она сидела против него,