"Стефан Цвейг. Улица в лунном свете" - читать интересную книгу автора

такие закоулки, пока сильная буря не опахнет их своим
дыханием. Мне были по душе полумрак и неожиданное
одиночество, я замедлил шаги, осматривая одну улицу за
другой, - и ни одна из них не была похожа на свою соседку;
одни были миролюбивы, другие - разгульны, но все погружены
во тьму и полны глухим шумом голосов и музыки, так
таинственно льющихся из-под темных сводов, что почти нельзя
было угадать его скрытого источника, ибо все дома были
заперты и только мигали красным или желтым огоньком.
Я люблю эти улицы в чужих городах, этот грязный рынок
всех страстей, тайное нагромождение всех соблазнов для
моряков, которые, после одиноких ночей в чужих и опасных
морях, заходят сюда на одну ночь, чтобы в течение часа
осуществить свои долгие томительные сны Они должны прятаться
где-нибудь в нижней части большого города, эти узенькие
переулки, ибо они нагло и назойливо говорят о том, что за
сотнями личин скрывают светлые дома с зеркальными окнами и
добропорядочными обитателями Музыка призывно звучит здесь в
тесных зальцах, кинематографы своими кричащими афишами
обещают неслыханное великолепие, четырехгранные фонарики,
приютившись под воротами, подмигивают приветливо и
недвусмысленно, сквозь приоткрытые двери мелькает обнаженное
тело под позолоченной мишурой. Из кабаков доносятся пьяные
голоса и крики ссорящихся игроков. Матросы ухмыляются,
когда встречают друг друга, их глаза горят от предвкушения,
ибо здесь есть все вино и женщины, зрелища и азарт, самые
низкие и самые возвышенные приключения. Но все это робко и
все же предательски-явно притаилось за лицемерно опущенными
ставнями, все скрыто от взоров, и эта кажущаяся замкнутость
волнует двойным соблазном тайны и доступности. Улицы эти -
одни и те же и в Гамбурге, и в Коломбо, и в Гаванне, они
похожи друг на друга, как схожи между собой роскошные
проспекты больших городов, потому что верхи и низы жизни
повсюду имеют то же внешнее обличие. Последние причудливые
остатки хаотически-чувственного мира, где инстинкты еще
действуют грубо и необузданно, темные дебри страстей,
кишащие похотливым зверьем, - таковы эти отверженные улицы,
волнующие тем, что в них мерещится, и прельщающие тем, что в
них скрыто. О них можно грезить.
Такою была и эта улица, у которой я вдруг очутился в
плену. Наудачу пошел я следом за двумя кирасирами, чьи
сабли бряцали по неровной мостовой. Из одного кабачка их
окликнули какие-то женщины; они рассмеялись и ответили
грубыми шутками, один из них постучал в окно, потом где-то
раздалась брань, они пошли дальше; смех звучал все глуше и,
наконец, замер совсем. Опять улица стала безмолвной,
несколько окон тускло поблескивали в неярком свете луны. Я
стоял и глубоко вдыхал эту тишину, казавшуюся мне
поразительной, ибо за ней мне чудилось что-то тайное,
нечистое и опасное. Явственно ощущал я, что эта тишина -