"Галина Цветкова. Снег на сирени " - читать интересную книгу автора

хриплым голосом односложный вопрос: "Хто?" Андрей кидал трубку, но тип не
унимался, и однажды Андрей поинтересовался: "Хде?" - да сделал это так
мрачно и недружелюбно, что с тех пор тип начал кричать: "Это там хто на
парфюмерной фабрике?" Уже мирно и терпеливо Андрей объяснял, что это не
фабрика, но тип не слушал. Обидно, что с самим Андреем не хотели
разговаривать. Подай вот парфюмерную фабрику...
Из-за этих заблудившихся в телефонных проводах голосов Андрею самому
иногда казалось, что он попал не туда, здесь совсем чужой, не тот, кто
нужен, да еще и занимается чем-то не тем, хотя он просто ничем не занимался,
простаивал целыми днями у окна и смотрел во двор. Двор был пуст.
Единственным развлечением была прогулка на кухню. Оставив комнаты, он
словно попадал в другой мир. Кухня была чистенькой, голубой, прохладной. Он
садился на подоконник и смотрел вниз. Лиц не было видно. Только шляпки и
ноги. Он прижимался лбом к холодному стеклу, стекло не пускало. Мешала
высота. Ноги смешно топали перед шляпками, сбоку пристраивалась сумка,
иногда - собака. Он смотрел с изумлением, словно видел все в первый раз -
эту игру движения и пространства. Окно выходило на центральный проспект. И
люди шли, шли. Торопились. Здесь было много деловых учреждений, первые этажи
домов занимали магазины, а затем улица, закончившись двумя такими совершенно
одинаковыми домами, что хотелось найти невидимое зеркало, переходила в
широкую, очень пологую лестницу, а лестница - в площадь, и на площади стоял
старый университетский корпус.
Старый университет был виден из окна плохо, скорее угадывался. Он был
серый, большой, с колоннами по фасаду. Раньше казалось, что за ним кончается
все - улицы, город, потому что здесь еще было трамвайное кольцо, и трамвай,
звеня, поворачивал обратно. Потом трамвай протянули дальше, к лесопарку, а к
университету пристроили новые корпуса. Они толпились в университетском
саду - высокие, с громадными окнами. Андрей не раз проходил здесь,
возвращаясь с тренировок, и знал, что дальше тоже есть улицы, дома и люди,
но не исчезало ощущение, что город кончается здесь, у подножия лестницы.
С садовой стороны университет не закрасили серым, и было видно, что он
весь сложен из красного кирпича. Темно-красного. Как крепость. Сад опускался
к полю, на котором зимой устраивали каток. Вокруг поля шли беговые дорожки.
Их постоянно ровняли и посыпали чем-то черным, но на них все равно
проступали выбоины и стояли лужи. Андрей знал эти дорожки так же хорошо, как
каждодневный путь из школы.
Школа была через дорогу. Она работала в одну смену, и уроки давно
закончились. Только в нижнем коридоре через одну горели лампы, хотя было еще
светло. Прозвенел звонок. Наверное, он звенел даже ночью. Во всяком случае,
с утра до вечера он точно отмерял время уроков и перемен.
Стукнула дверь. Из школы вышла девочка. Андрей узнал ее: это
семиклассница Стеклова Лена. Она должна была перейти сейчас трамвайную линию
и свернуть в молочный: молока вчера не покупала, значит, купит сейчас.
Поэтому она одна. Обычно с ней всюду Петька Горелов. Но в молочном магазине
работала его мачеха, и они, видно, ладили не очень, раз Стеклова ходила за
молоком без Петьки. С ней десятиклассники здоровались, с этой Стекловой, а
малыши бегали по пятам. Все первоклашки хотели непременно быть, как Стеклова
Лена, и уговаривали мам сделать ее взрослую прическу - шишку на макушке - и
приколоть белый бант. На переменах она, смеясь, перевязывала банты, которые
у мам не получались. Андрей знал, что не в бантах дело. Стеклова ходила по