"Сборник рассказов" - читать интересную книгу автора (Черепнин Владимир)

Комиссия

Не знаю, как назвать то, что произошло. Но без мистики не обошлось. Представьте: я молодая женщина, почти девушка двадцати с небольшим хвостиком лет, а ко мне подходит Димочка, сын мой родной, и говорит:

— Мама, меня в армию забирают. Завтра врачебная комиссия.

— Ты что-то путаешь, — отвечаю, — по самым смелым расчетам, если судить по моему возрасту, тебе сейчас должно быть максимум пять лет, и то, если бы я тебя еще школьницей родила.

А он открыл банку пива, хлебнул и говорит:

— Я то не против, хоть сейчас в детсад, там такие воспиталки! Только, вот.

И протягивает повестку и свой паспорт. По его документам все сходится, а свои я так припрятала, чтобы кто из гостей случайно не полюбопытствовал, что и сама отыскать не могу. Странно как-то все получается. Если бы не сама рожала и не на моих глазах рос, можно было бы подумать, что подменили. Одно точно: без инопланетян с барабашками тут не обошлось. Очевидное и невероятное. Конечно, с этим полтергейстом разбираться нужно, но потом. Тут более важная проблема. Вооруженные силы, служба в которых так нежданно-негаданно подкралась к моему любимому сыночку.

— Сам-то ты хочешь туда идти?

Он подумал немного и отвечает, так нехотя:

— Хочу…

Переспрашиваю:

— Точно хочешь? — Потому как не услышала я в голосе ни малейшего энтузиазма. — Честно?

— Если честно-честно, то кто ж туда хочет?

— Зачем тогда говоришь, что хочешь?

— Так ведь все равно заберут, а раз сказал, что хочу, то получится, что сам пошел, а не как баран на закланье…

— Ну, насчет все равно, мы еще посмотрим. Что думаешь насчет альтернативной службы?

— Это еще что за фигатень?

— Скажешь, что убеждения тебе не позволяют брать в руки оружие и будешь вместо армии в какой-нибудь больнице работать. Санитаром. Утки за больными выносить, да бабушек немощных от пролежней переворачивать.

Он чуть пивом не захлебнулся от неожиданности.

— Не, — говорит, — я уж лучше служить пойду, там хоть какой шанс выжить имеется.

— Если альтернативная служба из-за твоей брезгливости отпадает, остается только признать тебя негодным по состоянию здоровья. Завтра я иду в поликлинику вместе с тобой. И ни каких возражений.

Утром пошли на комиссию. Благо, врачебный осмотр проходил в обычной больнице, а не в военкомате. Все благодаря военному хирургу. Он в прошлом году одноногого годным признал. Тот за какой-то справкой явился, и как раз во время призывной комиссии. А хирург почему-то страшно обрадовался, расцеловал инвалида, стеганул стакан спирта и объявил его годным к строевой службе. Скандал поднялся, жуткий. Это только потом выяснилось, что доктор не очень-то виноват. Просто у него всегда в глазах двоилось, и все, что он видел, приходилось пополам делить. А тут призывник с двумя ногами вместо четырех. Вот, доктор и решил, что от своего недуга избавился…

Как бы там не было, но с тех пор комиссию проводят в обыкновенной поликлинике независимые доктора. Почти независимые. Если не считать, что у главврача сын призывного возраста.

Первым у нас по списку лор. Ухо-горло-нос, в смысле. Я Димочке сразу наставление:

— Начнет слух проверять, прикидывайся, что совсем ничего не слышишь. Переспрашивай все время. Глядишь, на этом и закончим. Ни к чему нашей могучей родине глухие защитники.

Только мы собрались в кабинет войти, тут медсестра:

— Мамаша, Вам туда не положено.

Глупая. Не понимает, чем рискует. Говорю:

— С вашими положениями мы потом разберемся, а пока отойди с дороги.

Оказалось, она не просто глупая, а сумасшедшая.

— Не пущу, — говорит, — и все тут! Поймите, мамаша, у вас взрослый сын, самостоятельный. Зачем вы его позорите? Посмотрите, как он покраснел от стыда.

— Он не покраснел, а раскраснелся. После сауны. Или ты думаешь, что только у Евдокимова после бани рожа красная? Отхлынь в сторону, последний раз говорю.

Поразвели бездельниц. У каждого доктора своя медсестра. Ни фига не делают, только из кабинета в кабинет шастают, карточки переносят. Словно врачу самому трудно задницу от стула оторвать. Вот и получается, что от медсестер — только вред сплошной. Во-первых, на них тратятся огромные бюджетные средства. А, во-вторых, врачи, вместо того, чтобы пациентами заниматься, друг у дружки геморрой лечат, из-за сидячего образа жизни. Вот кому в армию идти надо. Давно пора перенимать опыт зарубежных государств, в которых женщины-военнослужащие наравне с мужиками терпят все тяготы и лишения. Глядишь, тогда бы и моего малютку трогать не стали бы. Сами посудите, как он при росте всего метр девяносто и ста килограммах веса будет там один, без мамы?

А эта корова не унимается и продолжает «нопасаранить», мол, никто, кому не положено, не пройдет.

— Не пущу, Вас, мамаша. Вы туда пройдете только через мой труп.

— Труп не труп, а далеко ли отсюда травматология или, лучше, реанимация?

— А Вам зачем?

— Мне-то ни к чему, а вот тебе, если сейчас же не пропустишь, обязательно потребуется. У меня с арифметикой туговато было, так что считать ни до трех, ни, тем более, до пяти, я не буду.

Медсестре повезло. Она мне поверила.

Входим в кабинет. Доктор сыну одно ухо заткнул, а в другое шепчет:

— Шестьдесят четыре.

А Димочка, молодец:

— Ась?

Врач другое ухо проверяет:

— Семьдесят два.

— Ась?

Через десять минут эскулап спрашивает у меня:

— Ваш сын глухой?

— С детства, — подтверждаю.

— Ладно, — говорит, — теперь посмотрим горлышко. Открой рот.

Димочка открыл.

— Здесь все нормально. А нос хорошо дышит?

Сын отвечает:

— Отлично.

— Выходит ты слышишь?

— Ась?

Не знаю почему, однако лор признал Димочку годным симулянтом, а меня обманщицей. Но ничего, впереди еще много кабинетов.

Вообще-то, я ненавижу сплетниц. Одно дело, когда с подругами поделяешься последними новостями об общих знакомых и делаешь соответствующие выводы, и совсем другое, когда обо мне разносят невероятные слухи. Но на сей раз, сплетни сыграли благоприятную роль. Та ухо-горло-носовая корова, что пыталась меня не пропустить, разнесла всем своим товаркам, что со мной лучше не связываться. И во все остальные кабинеты я проходила беспрепятственно.

У хирурга Димочка заявил, что у него переломан позвоночник. Я подтвердила:

— В трех местах.

— Это ничего. Я таблеточки выпишу, все пройдет. Ты давай, быстрей показывай! — И уставился горящими глазами сыну в низ живота.

У нас с Димочкой одновременно зародилось подозрение, что хирург имеет небесный оттенок, в смысле, голубой. Мы хором заявили, что больше жалоб нет, и что позвоночник прошел сам собой, и поспешили покинуть опасный кабинет.

У невропатолога сын изобразил падучую, да так талантливо, что даже я залюбовалась и поверила.

Доктор подпрыгнул от счастья.

— Гордитесь, мамаша! Вашего сына ожидает великое будущее! Македонский, Цезарь, да, вообще, все великие полководцы были эпилептиками!

И написал: «Годен!!! Даже очень!!!»

Перед кабинетом психиатра, я провела небольшой инструктаж:

— Я тебе тут болезнь выдумала. Как только я из кабинета выйду, изображай панический ужас. И, главное, помни: у тебя очень маленький «Ай Кью».

— Обижаешь, мама. Ты мой «Ай Кью» последний раз видела, когда меня в детской ванночке купала, а с тех пор он о-го-го, как вырос!

И разулыбался, глупо так. Какой талант пропадает! Ведь отлично знает, что речь идет об интеллектуальном коэффициенте, а как быстро в роль вошел. Ему бы не в армию, а в театральное.

Доктор почему-то решил проявить принципиальность.

— Покиньте, мамаша, помещение. Я должен побеседовать с призывником наедине.

— Знаю я ваши тет-а-теты! От хирурга еле ноги унесли.

— Гм… Мы в курсе проблемы коллеги и стараемся помочь ему. Но здесь вы можете не волноваться. Я — не такой. А если точнее, то, вообще, никакой. В этом смысле. Поотморозил я себе все там… Так что, пожалуйста, выйдите.

— Не выйдет. С этим и пришли. Понимаете, у моего сына странная болезнь. Безмамыфобия. Как меня не видит, так сразу приступ. Вот, полюбуйтесь.

И шасть из кабинета. А Димочка, как заверещит:

— Ой, боюсь, боюсь, боюсь! — И под стол полез, орет оттуда. — Где моя мамка?! Страшно мне!

Я вхожу — сын успокаивается, выхожу — истерика.

Через пятнадцать минут из названия доктора куда-то подевалось «иатр». Только «псих» осталось. Но, зараза, умудрился трясущейся рукой нацарапать: «годен» и с чувством исполненного долга потерял сознание. Надеюсь, очнется и полностью отмороженной головой. Для полного счастья.

Ни с чем мы вышли из поликлиники. Вернее с заключением комиссии о полной пригодности сына к строевой службе. У меня опустились руки, а Димочка, счастливо так, говорит:

— Маман, я знал, что ты у меня класс, но что до такой степени! Оттопырились по полной! Будет теперь, что в армии вспомнить.

И через неделю пополнил славные ряды вооруженных сил. Он даже там умудрился свой талант проявить. Выдумал и воплотил в жизнь новую форму неуставных взаимоотношений. Внуковщиной называется. Собрал таких же как сам, первогодков, и давай дедов гонять. Теперь эти армейские аксакалы от салаг зеленых, как могут, прячутся. А дембеля, вообще от офицеров не отходят. Кому охота домой с расквашенным носом появляться?