"С.Э.Цветков. Великое неизвестное (Исторические миниатюры) " - читать интересную книгу автора

человека, который с двенадцати лет называл себя гражданином Вселенной? Какую
любовь он мог питать к народу, который даже для собственного спасения не
желал отдавать гладиаторов в армию и кричал на форуме: "Император хочет
отнять у нас наши развлечения, чтобы заставить нас заниматься философией!"?
Мог ли он не презирать людей, требовавших от него, чтобы он заплатил им за
ту свободу, которую он добыл для них, харкая кровью в снегах Сарматии? Когда
он возвращается в Рим после долгих походов, усмирив варваров и спасши
империю, народ кричит со всех сторон, чтобы засвидетельствовать, что в
столице считали года: "Восемь, восемь!" Но в то же время из толпы ему делают
знаки пальцами, что они должны получить за нерозданный в эти годы хлеб по
восемь золотых монет. Марк Аврелий кивает и повторяет с улыбкой: "Да, восемь
лет! Восемь динариев!" И все же это улыбка стоика, а не циника.
Он не мог найти опору ни в ком, кроме самого себя. Его лучший
полководец Авидий Кассий поднял мятеж в Сирии, обвинив Марка Аврелия в том,
что он "занимается исследованиями об элементах, о душах, о том, что честно и
справедливо, и не думает о государстве". Луций Вер, его сводный брат и
соправитель, беспутничал и разорял казну. Даже собственная семья Марка
Аврелия бесчестила и позорила его имя. Его жена Фаустина высматривала в
гавани красивых матросов, чтобы затем отдаваться им в портовых кабаках;
актеры в театре публично называли имена ее любовников и высмеивали терпение
ее супруга. Коммод, его сын и наследник, уже обнаружил многие из тех
качеств, которые затем сделали его имя ненавистным для римлян; отец с ужасом
видел, что для блага государства должен желать смерти своего сына. Среди
предательств и измен Марк Аврелий сохраняет благородную чистоту души,
тщательно следя за тем, чтобы ни одно злобное или мстительное чувство не
проникло в нее. Милосердие и снисходительность никогда не оставляют его. Он
отнесся к предательству Кассия с великодушным спокойствием. "Марку Аврелию
была доставлена связка писем, адресованных Кассием к заговорщикам, - пишет
Аммиан Марцелин. - Марк Аврелий, не распечатывая, приказал тут же эти письма
сжечь, чтобы не узнать имен своих врагов и не возненавидеть их
непроизвольно". Когда один римлянин стал упрекать императора в
снисходительности к Кассию, Марк Аврелий ответил ему: "Не так плохо мы
почитали богов, и не так плохо мы жили, чтобы он мог победить" - и напомнил
ему старую поговорку: "Ни один государь не убил своего преемника". Своей
жене, заклинавшей его из любви к собственным детям не щадить заговорщиков,
он написал: "Да погибнут мои дети, если Авидий заслуживает любви больше, чем
они, если жизнь Кассия для государства важнее, чем жизнь детей Марка
Аврелия". Современники не сомневались, что он пощадил бы Кассия, если бы это
от него зависело. Когда ему принесли голову мятежного полководца,
отрубленную его же воином, император отвратил от нее свое лицо и велел
похоронить голову с церемониями, подобающими любому другому гражданину.
Сенату, желавшему угодить ему изгнанием семьи Кассия, он дал суровую
отповедь: "Они ни в чем не виновны. Пусть живут они в безопасности, зная,
что живут в царствование Марка Аврелия". По отношению к Луцию Веру он делал
вид, что ничего не знает о его распущенности, так как стыдился упрекать
брата. Узнав о пире, на который Вер пригласил всего двенадцать человек и
который обошелся в шесть миллионов сестерциев, Марк Аврелий испустил тяжелый
стон и пожалел о судьбе государства. Он наказал Вера лишь тем, что на
несколько дней поселился в его дворце, полном мимов и куртизанок, и
постарался личным примером приохотить его к стоичес-. кой жизни. Фаустина