"Семен Кузьмич Цвигун. Мы вернемся " - читать интересную книгу автора

кавалеристы, и танкисты, и артиллеристы, тянувшие несколько пушек. Даже
чернеют бушлаты моряков. Как моряки попали в эти места, далекие от любого
моря, и не поймешь!..
Впереди колонны шагает майор. Он высок, широк в плечах. Настороженные
глаза глубоко запали. Черная бородка оттеняет побледневшее и похудевшее
лицо. Из-под командирской фуражки видны густые черные волосы, о которые
гребень сломается. На висках отчетливо проступает седина.
За широким ремнем, слева, маузер без кобуры, справа - две
гранаты-"лимонки".
На гимнастерке орден "Знак Почета". Гражданский трудовой орден.
По выправке майора можно уверенно сказать, что в недавнем прошлом он
был человеком сугубо штатским, что военную форму заставила его надеть война.
...Они три дня кряду отбивали одну атаку за другой. Горели фашистские
танки. Валилась под огнем пулеметов, винтовок вражеская пехота, но тут же
появлялись другие автоматчики в серо-зеленых шинелях, и казалось, все поле
кишмя кишело ими. А бойцов оставалось все меньше и меньше, кончались
боеприпасы. И вдруг атаки прекратились: враг выискал в обороне уязвимое
место и обошел их с севера и юга.
Теперь майора Млынского мучил один вопрос - по отзвукам канонады
определить, сомкнулось ли кольцо окружения?
Когда вышли на широкую поляну, майор посмотрел на часы, потом на
шагавшего рядом уже не молодого лейтенанта, сказал:
- Передайте по колонне: привал.
- Слушаюсь, товарищ Млынский.
Лицо майора покрылось легким румянцем, в голосе почувствовалась
строгость.
- Товарищ лейтенант, у меня есть воинское звание, потрудитесь на
приказания отвечать по уставу.
Лейтенант смутился.
- Товарищ майор, разрешите выполнять приказание?
- Выполняйте! - И громко, чтобы слышали подходившие к нему командиры: -
Не обижайтесь, лейтенант. Это установленный порядок обращения в армии. С
него нанимается дисциплина, а дисциплина на войне - это первое условие
победы. Впереди у нас тяжелые испытания.
- Слушаюсь, товарищ майор!
Колонна растеклась по поляне. Красноармейцы устало опускались на
пожухлую траву, некоторые сгребали ногами в кучки опавшие листья и, едва
коснувшись их головой, засыпали тяжелым, но чутким сном, каким спят
фронтовики, готовые в любую минуту вскочить по тревоге, будто и не спали.
Сержант Рогулин ощупал вещевой мешок, прежде чем его развязать. Извлек
из него все, что там было из продуктов, - несколько черных сухарей. Бойцы
его взвода нетерпеливо ждали, когда сержант разделит сухари. Рогулин,
используя пилотку как тарелку, разломил над нею сухари, поделил крошечные
кусочки с той точностью, честностью, к которой особенно приучает фронтовая
дружба.
Млынский окликнул стоявшего неподалеку политрука Алиева.
Хасан Алиевич Алиев прошел с ним, с его батальоном страдный путь от
самой границы. Это был кадровый политработник, уроженец Баку, сын рабочего
нефтяных промыслов, молодой еще человек, удивительно спокойный и ровный,
несмотря на южную кровь. Правда, иногда она сказывалась, и тогда сам Алиев