"Юрий Тупицын. Тропинка (Авт.сб. "Инопланетянин")" - читать интересную книгу автора

подчинены одной-единственной цели - погоне за как будто неспешной, но
неуловимой, все время ускользающей вперед земной жизнью. Каждые полтора
месяца, которые уносили с собой земной год, целый год с морозами и
метелями, с весенней капелью и шорохом растущих трав, со знойной щедростью
лета и грустью осеннего увядания, космонавты получали с Земли горы
новостей: научные теории, достижения техники и медицины, шедевры
литературы и искусства и очерки о будничной жизни обыкновенных людей.
Чтобы не отстать от этой жизни, космонавты не жалели себя. Они делали все
возможное и невозможное, но шагали с ней в ногу, разве лишь немного
приотставая временами и снова подтягиваясь из последних сил.
Звездный корабль замер в неподвижности, в его несокрушимом корпусе,
изъеденном частицами космической пыли, мягко откинулась массивная дверь. И
на черные плиты космодрома один за другим вышли шесть человек. Шесть
звездных космонавтов, и среди них Тимур Орлов. Со всех сторон к кораблю
сходились толпы встречающих; во влажном, остро пахнущем озоном воздухе
звенели и плескались приветственные крики. Нет, космонавты не стали чужими
на Земле! Они просто вернулись в родной дом, где их нетерпеливо ожидали
все эти долгие годы. Что из того, что иглы зданий взлетели к самым
звездам, а привычные улицы исчезли, превратившись в сады и парки? Разве
плохо, что люди стали красивее, лучше и, наверное, счастливее? Ну и что ж
поделаешь, если среди встречающих нет, совсем нет друзей далекой юности?
Открыв глаза, Тимур долго не мог понять, где он находится. Он с
недоумением разглядывал странную, необычно просторную каюту с удивительно
высоким потолком и несообразно большим окном, прикрытым легкой, как
паутинка, занавеской. Занавеска была удивительной, точно живой: она
дышала, по ее ткани пробегали мягкие волны, а иногда она надувалась
пузырем, круто вздымая свою грудь. Словно под ней прятался кто-то большой,
очень мягкий и все ворочался, ворочался и никак не мог угомониться. Пахло
чем-то непонятным, хотя приятным и знакомым, скорее всего огурцом, только
что сорванным в оранжерее, но откуда в каюте, да еще в такую рань, мог
взяться свежий огурец, догадаться было совершенно невозможно. И слышались
какие-то забавные звуки, не то звон, не то свист. Можно было подумать, что
тот самый большой и мягкий шутник, прячущийся за оконной занавеской,
небрежно, но очень мило наигрывает на флейте, а ему все пытаются
аккомпанировать на ксилофоне, да никак не могут попасть в такт.
Вздувшись особенно сильно, занавеска трепыхнулась и на мгновение
приоткрыла окно в сказочный, зелено-голубой мир. И словно тяжелую пелену
сорвало с сознания Тимура! Он вспомнил все: громаду Земли, падающую
навстречу кораблю, томительные, свинцовые секунды торможения, горячую
встречу на космодроме и ночное путешествие сюда, в санаторий космонавтов.
Тимур сбросил одеяло, в одно мгновение оказался возле оконной
занавески, рванул ее в сторону, и сверкающий, звенящий, благоухающий
водопад красок, звуков и запахов обрушился на него, смял и завертел, как
песчинку. Голова закружилась, и, чтобы не упасть, Тимур закрыл глаза и изо
всех сил вцепился пальцами в подоконник. Какая мешанина запахов! Понемногу
на фоне острой свежести всплывали приглушенные, полузабытые и тревожные
ароматы земли, травы и цветов. Хаос звуков вдруг рассыпался птичьим
гомоном, разноголосым, нескладным и праздничным, а на этом радостном фоне
слышались вздохи слабого ветра, шепот листвы, шорох трав и прозрачные, как
удары маленького колокола, звуки падающих капель воды.