"Юрий Тупицын. В дебрях Даль-Гея" - читать интересную книгу автора

склонна к невероятным повторениям, чем это предполагалось до сих пор.
Для далийцев лихорадка-тау была довольно обычной болезнью, иногда ею
болели и земляне на стигмийской базе, но она легко излечивалась самыми
простыми средствами. На этот раз все обстояло иначе. Против нового штамма
тау-риккетсии, вызвавшего эпидемию, оказались бессильными самые
современные комплексы лечения. Быстро распространяясь, лихорадка охватила
весь стартспутник, и эпидемиологам пришлось прибегнуть к древнему, но
достаточно эффективному средству - установить на базе жесткий карантин.
Лобов оказался в числе немногих счастливчиков, обладавших природным
тау-иммунитетом, и после скрупулезной проверки ему разрешили наконец
покинуть стартспутник и перебраться в жилые районы базы. Он это и сделал,
пожелав скорейшего выздоровления своим друзьям и товарищам по работе -
Алексею Кронину и Климу Ждану, которых лихорадка-тау, увы, не пощадила.
Опасности для жизни эта лихорадка не представляла, но через каждые 14 - 17
часов в соответствии с биологическим ритмом самой тау-риккетсии у человека
подскакивала температура, возникало ощущение странной пухлости всего тела,
исчезала четкость восприятия мира и стройность суждений. Через час-полтора
состояние больного само собой приходило в норму, и до следующего приступа
он чувствовал себя совершенно здоровым человеком.
Пока сердитые медики - а они всегда бывают сердитыми в разгар эпидемий
- мучили Ивана бесчисленными обследованиями, патрульный корабль "Вихрь"
доставил на стигмийскую базу группу крупнейших эпидемиологов для
детального изучения необычайной живучести лихорадки и разработки
радикальных мер борьбы с нею. На "Вихре" прибыл старый друг Лобова
начальник летной службы галактических исследований Всеволод Снегин. И
вместе с разрешением покинуть старт-спутник и перебраться на жилую станцию
базы Лобов получил от Снегина дружескую записку с предложением встретиться
вечером в кафе клуба космонавтов.
- Рад тебя видеть, - сказал Лобов, поудобнее устраиваясь за столом. -
Когда мы встречались последний раз, год назад?
- Если исключить встречи по лонг-линии и видеофону, то около того.
Разливая крюшон по бокалам, Снегин поглядывал на товарища с некоторой
завистью.
Совсем недавно и он был лихим командиром патрульного корабля. Его
"Смерч", как и лобовский "Торнадо", ходил на самые ответственные и опасные
задания. Между экипажами этих кораблей шло своеобразное соревнование, у
каждого корабля были свои поклонники, которые близко к сердцу принимали
все их успехи, а особенно неудачи. У Снегина было больше дерзости и
предприимчивости, Лобов был осторожнее, но в ответственные минуты
решительнее и надежнее. Командиры симпатизировали друг другу, но их
отношения отличались той сдержанностью, если не сказать официальностью,
которая держит людей на расстоянии.
Во время вспышки красного гиганта Ра Снегин едва не погиб вместе с
экипажем. Полгода он пролежал в госпиталях с жесточайшей формой лучевой
болезни, а потом его списали с патрульной работы и назначили заместителем
начальника летной службы центральной базы. Отчаянный и удачливый командир
неожиданно для многих, но, к слову сказать, не для Лобова, оказался
отличным администратором, словно он всю жизнь только и занимался такого
рода делами. Не прошло и года, как старый начальник летной службы написал
просьбу об отставке, поздравил своего молодого преемника и с легким