"Иван Сергеевич Тургенев. Контора (Из цикла "Записки охотника")" - читать интересную книгу автора

запинаясь на каждом слове, - приказали вашей милости... вот тут... будет...
(Он запустил свою ручищу за пазуху армяка и начал вытаскивать оттуда
свернутое полотенце с красными разводами.)
- Что ты, что ты, дурак, с ума сошел, что ли? - поспешно перебил его
толстяк. - Ступай, ступай ко мне в избу, - продолжал он, почти выталкивая
изумленного мужика, - там спроси жену... она тебе чаю даст, я сейчас приду,
ступай. Да небось говорят, ступай.
Сидор вышел вон.
- Экой... медведь! - пробормотал ему вслед главный конторщик, покачал
головой и снова принялся за счеты.
Вдруг крики: "Купря! Купря! Купрю не сшибешь!" - раздались на улице и
на крыльце, и немного спустя вошел в контору человек низенького роста,
чахоточный на вид, с необыкновенно длинным носом, большими неподвижными
глазами и весьма горделивой осанкой. Одет он был в старенький, изорванный
сюртук цвета аделаида, или, как у нас говорится, оделлоида, с плисовым
воротником и крошечными пуговками. Он нес связку дров за плечами. Около него
толпилось человек пять дворовых людей, и все кричали: "Купря! Купрю не
сшибешь! В истопники Купрю произвели, в истопники!" Но человек в сюртуке с
плисовым воротником не обращал ни малейшего внимания на буйство своих
товарищей и нисколько не изменялся в лице. Мерными шагами дошел он до печки,
сбросил свою ношу, приподнялся, достал из заднего кармана табакерку,
вытаращил глаза и начал набивать себе в нос тертый донник, смешанный с
золой.
При входе шумливой ватаги толстяк нахмурил было брови и поднялся с
места; но, увидав в чем дело, улыбнулся и только велел не кричать: в
соседней, дескать, комнате охотник спит.
- Какой охотник? - спросили человека два в один голос.
- Помещик.
- А!
- Пускай шумят, - заговорил, растопыря руки, человек с плисовым
воротником, - мне что за дело! Лишь бы меня не трогали. В истопники меня
произвели...
- В истопники! в истопники! - радостно подхватила толпа.
- Барыня приказала, - продолжал он, пожав плечами, - а вы погодите...
вас еще в свинопасы произведут. А что я портной и хороший портной, у первых
мастеров в Москве обучался и на енаралов шил... этого у меня никто не
отнимет. А вы чего храбритесь?.. чего? Из господской власти вышли, что ли?
Вы дармоеды, тунеядцы, больше ничего. Меня отпусти на волю - я с голоду не
умру, я не пропаду; дай мне пашпорт - я оброк хороший взнесу в господ
удоблетворю. А вы что? Пропадете, пропадете, словно мухи, вот и все!
- Вот и соврал, - перебил его парень, рябой и белобрысый с красным
галстухом и разорванными локтями, - ты и по пашпорту ходил, да от тебя
копейки оброку господа не видали, и себе гроша не заработал: насилу ноги
домой приволок, да с тех пор все в одном кафтанишке живешь.
- А что будешь делать, Константин Наркизыч! - возразил Куприян, -
влюбился человек - и пропал, и погиб человек. Ты сперва с мое поживи,
Константин Наркизыч, а тогда уже и осуждай меня.
- И в кого нашел влюбиться! в урода сущего!
- Нет, этого ты не говори, Константин Наркизыч.
- Да кого ты уверяешь? Ведь я ее видел; в прошлом году, в Москве,