"Иван Сергеевич Тургенев. Два помещика (Из цикла "Записки охотника")" - читать интересную книгу автора

еще не перещеголял одного петербургского важного чиновника, который,
усмотрев из донесений своего приказчика, что овины у него а имении часто
подвергаются пожарам, отчего много хлеба пропадает, - отдал строжайший
приказ: вперед до тех пор не сажать снопов в овин, пока огонь совершенно не
погаснет. Тот же самый сановник вздумал было засеять все свои поля маком,
вследствие весьма, по-видимому, простого расчета: мак, дескать, дороже ржи,
следовательно, сеять мак выгоднее. Он же приказал своим крепостным бабам
носить кокошники по высланному из Петербурга образцу; и действительно, до
сих пор в имениях его бабы носят кокошники... только сверху кичек... Но
возвратимся к Вячеславу Илларионовичу. Вячеслав Илларионович ужасный охотник
до прекрасного пола и, как только увидит у себя в уездном городе на бульваре
хорошенькую особу, немедленно пустится за нею вслед, но тотчас же и
захромает, - вот что замечательное обстоятельство. В карты играть он любит,
но только с людьми звания низшего; они-то ему: "Ваше превосходительство", а
он-то их пушит и распекает, сколько душе его угодно. Когда ж ему случится
играть с губернатором или с каким-нибудь чиновным лицом - удивительная
происходит в нем перемена: и улыбается-то он, и головой кивает, и в глаза-то
им глядит - медом так от него и несет... Даже проигрывает и не жалуется.
Читает Вячеслав Илларионыч мало, при чтении беспрестанно поводит усами и
бровями, сперва усами, потом бровями, словно волну снизу вверх по лицу
пускает. Особенно замечательно это волнообразное движение на лице Вячеслава
Илларионыча, когда ему случается (при гостях, разумеется) пробегать столбцы
"Journal des Debats". На выборах играет он роль довольно значительную, но от
почетного звания предводителя по скупости отказывается. "Господа, - говорит
он обыкновенно приступающим к нему дворянам, и говорит голосом, исполненным
покровительства и самостоятельности, - много благодарен за честь; но я
решился посвятить свой досуг уединении". И, сказавши эти слова, поведет
головой несколько раз направо и налево, а потом с достоинством наляжет
подбородком и щеками на галстух. Состоял он в молодые годы адъютантом у
какого-то значительного лица, которого иначе и не называет как по имени и по
отчеству; говорят, будто бы он принимал на себя не одни адъютантские
обязанности, будто бы, например, облачившись в полную парадную форму и даже
застегнув крючки, парил своего начальника в бане - да не всякому слуху можно
верить. Впрочем, и сам генерал Хвалынский о своем служебном поприще не любит
говорить, что вообще довольно странно: на войне он тоже, кажется, не бывал.
Живет генерал Хвалынский в небольшом домике, один; супружеского счастья он в
своей жизни не испытал и потому до сих пор еще считается женихом, и даже
выгодным женихом. Зато ключница у него, женщина лет тридцати пяти,
черноглазая, чернобровая, полная, свежая и с усами, по буднишним дням ходит
в накрахмаленных платьях, а по воскресеньям и кисейные рукава надевает.
Хорош бывает Вячеслав Илларионович на больших званых обедах, даваемых
помещиками в честь губернаторов и других властей: тут он, можно сказать,
совершенно в своей тарелке. Сидит он обыкновенно в таких случаях если не по
правую руку губернатора, то и не в далеком от него расстоянии; в начале
обеда более придерживается чувства собственного достоинства и, закинувшись
назад, но не оборачивая головы, сбоку пускает взор вниз по круглым затылкам
и стоячим воротникам гостей; зато к концу стола развеселяется, начинает
улыбаться во все стороны (в направлении губернатора он с начала обеда
улыбался), а иногда даже предлагает тост в честь прекрасного пола, украшения
нашей планеты, по его словам. Также недурен генерал Хвалынский на всех