"Иван Сергеевич Тургенев. Два помещика (Из цикла "Записки охотника")" - читать интересную книгу автора

как исступленный: "Лови, лови! лови, лови! лови, лови, лови!.. Чьи это куры,
чьи это куры?" Наконец одному дворовому человеку удалось поймать хохлатую
курицу, придавив ее грудью к земле, и в то же самое время через плетень
сада, с улицы, перескочила девочка лет одиннадцати, вся растрепанная и с
хворостиной в руке.
- А, вот чьи куры! - с торжеством воскликнул помещик. - Ермила-кучера
куры! Вон он свою Наталку загнать их выслал... Небось Параши не выслал, -
присовокупил помещик вполголоса и значительно ухмыльнулся. - Эй, Юшка! брось
куриц-то: поймай-ка мне Наталку.
Но прежде чем запыхавшийся Юшка успел добежать до перепуганной девчонки
- откуда ни возьмись ключница, схватила ее за руку и несколько раз шлепнула
бедняжку по спине...
- Вот так, э вот тэк, - подхватил помещик, - те, те, те! те, те, те!..
А кур-то отбери, Авдотья, - прибавил он громким голосом и с светлым лицом
обратился ко мне: - Какова, батюшка, травля была, ась? Вспотел даже,
посмотрите.
И Мардарий Аполлоныч расхохотался.
Мы остались на балконе. Вечер был действительно необыкновенно хорош.
Нам подали чай.
- Скажите-ка, - начал я, - Мардарий Аполлоныч, ваши это дворы выселены,
вон там, на дороге, за оврагом?
- Мои... а что?
- Как же это вы, Мардарий Аполлоныч? Ведь это грешно. Избенки отведены
мужикам скверные, тесные; деревца кругом не увидишь: сажалки даже нету;
колодезь один, да и тог никуда не годится. Неужели вы другого места найти не
могли?.. И, говорят, вы у них даже старые конопляники отняли?
- А что будешь делать с размежеваньем? - отвечал мне Мардарий
Аполлоныч. - У меня это размежевание вот где сидит. (Он указал на свой
затылок.) И никакой пользы я от этого размежевания не предвижу. А что я
конопляники у них отнял и сажалки, что ли, там у них не выкопал, - уж про
это, батюшка, я сам знаю. Я человек простой - по-старому поступаю. По-моему:
коли барин - так барин, а коли мужик - так мужик... Вот что.
На такой ясный и убедительный довод отвечать, разумеется, было нечего.
- Да притом, - продолжал он, - и мужики-то плохие, опальные. Особенно
там две семьи; еще батюшка покойный, дай Бог ему царство небесное, их не
жаловал, больно не жаловал". А у меня, скажу вам, такая примета: коли отец
вор, то и сын вор; уж там как хотите... О, кровь, кровь - великое дело! Я,
признаться вам откровенно, из тех-то двух семей и без очереди в солдаты
отдавал, и так рассовывал - кой-куды; да не переводятся, что будешь делать?
Плодущи, проклятые.
Между тем воздух затих совершенно. Лишь изредка ветер набегал струями
и, в последний раз замирая около дома, донес до нашего слуха звук мерных и
частых ударов, раздававшихся в направлении конюшни. Мардарий Аполлоныч
только что донес к губам налитое блюдечко и уже расширил было ноздри, без
чего, как известно, ни один коренной русак не втягивает в себе чая, - но
остановился, прислушался, кивнул головой, хлебнул и, ставя блюдечко на стол,
произнес с добрейшей улыбкой и как бы невольно вторя ударам: "Чюки-чюки-чюк!
Чюки-чюк! Чюки-чюк!"
- Это что такое? - спросил я с изумлением.
- А там, по моему приказу, шалунишку наказывают... Васю-буфетчика