"Иван Сергеевич Тургенев. Лебедянь (Из цикла "Записки охотника")" - читать интересную книгу автора

вздернутым носом, прилежно посещает выборы и ярмарки. Он подпрыгивает на
ходу, ухарски разводит округленными руками, шапку носит набекрень и
заворачивает рукава своего военного сюртука, подбитого сизым коленкором.
Господин Хлопаков обладает уменьем подделываться к богатым петербургским
шалунам, курит, пьет и в карты играет с ними, говорит им "ты". За что они
его жалуют, понять довольно мудрено. Он не умен, он даже не смешон: в шуты
он тоже не годится. Правда, с ним обращаются дружески-небрежно, как с
добрым, но пустым малым; якшаются с ним в течение двух-трех недель, а потом
вдруг и не кланяются с ним, и он сам уж не кланяется. Особенность поручика
Хлопакова состоит в том, что он в продолжение года, иногда двух, употребляет
постоянно одно и то же выражение, кстати и некстати, выражение нисколько не
забавное, но которое, Бог знает почему, всех смешит. Лет восемь тому назад
он на каждом шагу говорил: "Мое вам почитание, покорнейше благодарствую", и
тогдашние его покровители всякий раз помирали со смеху и заставляли его
повторять "мое почитание"; потом он стал употреблять довольно сложное
выражение: "Нет, уж это вы того, кескесэ, - это вышло выходит", и с тем же
блистательным успехом; года два спустя придумал новую прибаутку: "Не ву
горяче па, человек Божий, обшит бараньей кожей" и т.д. И что же! эти, как
видите, вовсе незатейливые словечки его кормят, поят и одевают. (Именье он
свое давным-давно промотал и живет единственно на счет приятелей.) Заметьте,
что решительно никаких других любезностей за ним не водится; правда, он
выкуривает, сто трубок Жукова в день, а играя на биллиарде, поднимает правую
ногу выше головы и, прицеливаясь, неистово ерзает кием по руке, - ну, да
ведь до таких достоинств не всякий охотник. Пьет он тоже хорошо... да на
Руси этим отличиться мудрено... Словом, успех его - совершенная для меня
загадка... Одно разве: осторожен он, сору из избы не выносит, ни о ком
дурного словечка не скажет...
"Ну, - подумал я при виде Хлопакова, - какая-то его нынешняя
поговорка?"
Князь сделал белого.
- Тридцать и никого, - возопил чахоточный маркер с темным лицом и
свинцом под глазами.
Князь с треском положил желтого в крайнюю лузу.
- Эк! - одобрительно крякнул всем животом толстенький купец, сидевший в
уголку за шатким столиком на одной ножке, крякнул и оробел. Но, к счастью,
никто его не заметил. Он отдохнул и погладил бородку.
- Тридцать шесть и очень мало! - закричал маркер в нос.
- Что, каково, брат? - спросил князь Хлопакова.
- Что ж? известно, рррракалиооон, как есть рррракалиооон!
Князь прыснул со смеху.
- Как, как? повтори!
- Рррракалиооон! - самодовольно повторил отставной поручик.
"Вот оно, слово-то!" - подумали.
Князь положил красного в лузу.
- Эх! не так, князь, не так, - залепетал вдруг белокурый офицерик с
покрасневшими глазками, крошечным носиком и младенчески заспанным лицом. -
Не так играете... надо было... не так!
- Как же? - спросил его князь через плечо.
- Надо было... того... триплетам.
- В самом деле? - пробормотал князь сквозь зубы.