"Иван Сергеевич Тургенев. Татьяна Борисовна и ее племянник (Из цикла "Записки охотника")" - читать интересную книгу автора

упираясь глазами в глаза Татьяны Борисовны. "Не правда ли, вы не сердитесь
на меня, добрая моя, хорошая моя?" - "Помилуйте, я очень рада... Не хотите
ли вы чаю?" Гостья снисходительно улыбнулась. "Wie wahr, wie
unreflektiert"* - прошептала она словно про себя. - "Позвольте обнять вас,
моя милая!"
______________
* Как правдива, как непосредственна (нем.).

Старая девица высидела у Татьяны Борисовны три часа, не умолкая ни на
мгновенье. Она старалась растолковать новой своей знакомой собственное ее
значенье. Тотчас после ухода нежданной гостьи бедная помещица отправилась
в баню, напилась липового чаю и легла в постель. Но на другой же день
старая девица вернулась, просидела четыре часа и удалилась с обещаньем
посещать Татьяну Борисовну ежедневно. Она, изволите видеть, вздумала
окончательно развить, довоспитать такую, как она выражалась, богатую
природу и, вероятно, уходила бы ее наконец совершенно, если бы, во-первых,
недели через две не разочаровалась "вполне" насчет приятельницы своего
брата, а во-вторых, если бы не влюбилась в молодого проезжего студента, с
которым тотчас же вступила в деятельную и жаркую переписку; в посланиях
своих она, как водится, благословляла его на святую и прекрасную жизнь,
приносила "всю себя" в жертву, требовала одного имени сестры, вдавалась в
описания природы, упоминала о Гёте, Шиллере, Беттине и немецкой философии
- и довела наконец бедного юношу до мрачного отчаяния. Но молодость взяла
свое: в одно прекрасное утро проснулся он с такой остервенелой ненавистью
к своей "сестре и лучшему другу", что едва сгоряча не прибил своего
камердинера и долгое время чуть не кусался при малейшем намеке на
возвышенную и бескорыстную любовь... Но с тех пор Татьяна Борисовна стала
еще более прежнего избегать сближения с своими соседками.
Увы! ничто не прочно на земле. Все, что я вам рассказал о житье-бытье моей
доброй помещицы, - дело прошедшее; тишина, господствовавшая в ее доме,
нарушена навеки. У ней теперь, вот уж более года, живет племянник,
художник из Петербурга. Вот как это случилось.
Лет восемь тому назад проживал у Татьяны Борисовны мальчик лет двенадцати,
круглый сирота, сын ее покойного брата, Андрюша. У Андрюши были большие
светлые, влажные глаза, маленький ротик, правильный нос и прекрасный
возвышенный лоб. Он говорил тихим и сладким голосом, держал себя опрятно и
чинно, ласкался и прислуживался к гостям, с сиротливой чувствительностию
целовал ручку у тетушки. Бывало, не успеете вы показаться - глядь, уж он
несет вам кресла. Шалостей за ним не водилось никаких: не стукнет, бывало;
сидит себе в уголку за книжечкой, и так скромно и смирно, даже к спинке
стула не прислоняется. Гость войдет - мой Андрюша приподнимется, прилично
улыбнется и покраснеет; гость выйдет - он сядет опять, достанет из
кармашика щеточку с зеркальцем и волосики себе причешет. С самых ранних
лет почувствовал он охоту к рисованью. Попадался ли ему клочок бумаги, он
тотчас выпрашивал у Агафьи-ключницы ножницы, тщательно выкраивал из
бумажки правильный четвероугольник, проводил кругом каемочку и принимался
за работу: нарисует глаз с огромным зрачком, или греческий нос, или дом с
трубой и дымом в виде винта, собаку "en face", похожую на скамью, деревцо
с двумя голубками и подпишет: "Рисовал Андрей Беловзоров, такого-то числа,
такого-то года, село Малые Брыки".