"Иван Сергеевич Тургенев. Свидание (Из цикла "Записки охотника")" - читать интересную книгу автора

подхваченный стремленьем, как будто хочет сорваться, слететь и умчаться
вдаль. Но вообще я не люблю этого дерева и потому, не остановясь в осиновой
роще для отдыха, добрался до березового леска, угнездился под одним
деревцом, у которого сучья начинались низко над землей и, следовательно,
могли защитить меня от дождя, и, полюбовавшись окрестным видом, заснул тем
безмятежным и кротким сном, который знаком одним охотникам.
Не могу сказать, сколько я времени проспал, но когда я открыл глаза -
вся внутренность леса была наполнена солнцем и во все направленья, сквозь
радостно шумевшую листву, сквозило и как бы искрилось ярко-голубое небо;
облака скрылись, разогнанные взыгравшим ветром; погода расчистилась, и в
воздухе чувствовалась та особенная, сухая свежесть, которая, наполняя сердце
каким-то бодрым ощущеньем, почти всегда предсказывает мирный и ясный вечер
после ненастного дня. Я собрался было встать и снова попытать счастья, как
вдруг глаза мои остановились на неподвижном человеческом образе. Я
вгляделся: то была молодая крестьянская девушка. Она сидела в двадцати шагах
от меня, задумчиво потупив голову и уронив обе руки на колени; на одной из
них, до половины раскрытой, лежал густой пучок полевых цветов и при каждом
ее дыханье тихо скользил на клетчатую юбку. Чистая белая рубаха, застегнутая
у горла и кистей, ложилась короткими мягкими складками около ее стана;
крупные желтые бусы в два ряда спускались с шеи на грудь. Она была очень
недурна собою. Густые белокурые волосы прекрасного пепельного цвета
расходились двумя тщательно причесанными полукругами из-под узкой алой
повязки, надвинутой почти на самый лоб, белый, как слоновая кость; остальная
часть ее лица едва загорела тем золотистым загаром, который принимает одна
тонкая кожа. Я не мог видеть ее глаз - она их не поднимала; но я ясно видел
ее тонкие, высокие брови, ее длинные ресницы: они была влажны, и на одной из
ее щек блистал на солнце высохший след слезы, остановившейся у самых губ,
слегка побледневших. Вся ее головка была очень мила; даже немного толстый и
круглый нос ее не портил. Мне особенно нравилось выражение ее лица: так оно
было просто и кротко, так грустно и так полно детского недоуменья перед
собственной грустью. Она, видимо, ждала кого-то; в лесу что-то слабо
хрустнуло: она тотчас подняла голову и оглянулась; в прозрачной тени быстро
блеснули передо мной ее глаза, большие, светлые и пугливые, как у лани.
Несколько мгновений прислушивалась она, не сводя широко раскрытых глаз с
места, где раздался слабый звук, вздохнула, повернула тихонько голову, еще
ниже наклонилась и принялась медленно перебирать цветы. Веки ее покраснели,
горько шевельнулись губы, и новая слеза прокатилась из-под густых ресниц,
останавливаясь и лучисто сверкая на щеке. Так прошло довольно много времени;
бедная девушка не шевелилась, - лишь изредка тоскливо поводила руками и
слушала, все слушала... Снова что-то зашумело по лесу, - она встрепенулась.
Шум не переставал, становился явственней, приближался, послышались наконец
решительные, проворные шаги. Она выпрямилась и как будто оробела; ее
внимательный взор задрожал, зажегся ожиданьем. Сквозь чащу быстро замелькала
фигура мужчины. Она вгляделась, вспыхнула вдруг, радостно и счастливо
улыбнулась, хотела было встать и тотчас опять поникла вся, побледнела,
смутилась - и только тогда подняла трепещущий, почти молящий взгляд на
пришедшего человека, когда тот остановился рядом с ней.
Я с любопытством посмотрел на него из своей засады. Признаюсь, он не
произвел на меня приятного впечатления. Это был, по всем признакам,
избалованный камердинер молодого, богатого барина. Его одежда изобличала