"Иван Сергеевич Тургенев. Гамлет Щигровского уезда (Из цикла "Записки охотника")" - читать интересную книгу автора

рассуждали необыкновенно развязно и бойко, свободно поворачивая своими
жирными и голыми затылками; молодой человек лет двадцати, подслеповатый и
белокурый, с ног до головы одетый в черную одежду, видимо робел, но
язвительно улыбался...
Однако я начинал несколько скучать, как вдруг ко мне присоседился некто
Войницын, недоучившийся молодой человек, проживавший в доме Александра
Михайлыча в качестве... мудрено сказать, в каком именно качестве. Он стрелял
отлично и умел дрессировать собак. Я его знавал еще в Москве. Он принадлежал
к числу молодых людей, которые, бывало, на всяком экзамене "играли
столбняка", то есть не отвечали ни слова на вопросы профессора. Этих господ,
для красоты слога, называли также бакенбардистами. (Дела давно минувших
дней, как изволите видеть.) Вот как это делалось: вызывали, например,
Войницына. Войницын, который до того времени неподвижно и прямо сидел на
своей лавке, с ног до головы обливаясь горячей испариной и медленно, но
бессмысленно поводя кругом глазами, - вставал, торопливо застегивал свой
вицмундир доверху и пробирался боком к экзаменаторскому столу. "Извольте
взять билет", - с приятностью говорил ему профессор. Войницын протягивал
руку и трепетно прикасался пальцами кучки билетов. "Да не извольте
выбирать", - замечал дребезжащим голосом какой-нибудь посторонний, но
раздражительный старичок, профессор из другого факультета, внезапно
возненавидевший несчастного бакенбардиста. Войницын покорялся своей участи,
брал билет, показывал нумер и шел садиться к окну, пока предшественник его
отвечал на свой вопрос. У окна Войницын не спускал глаз с билета, разве
только для того, чтобы по-прежнему медленно посмотреть кругом, а впрочем, не
шевелился ни одним членом. Вот, однако, предшественник его кончил; говорят
ему: "Хорошо, ступайте", или даже: "Хорошо-с, очень хорошо-с", смотря по его
способностям. Вот вызывают Войницына; Войницын встает и твердым шагом
приближается к столу. "Прочтите билет", - говорят ему. Войницын подносит
обеими руками билет к самому своему носу, медленно читает и медленно
опускает руки. "Ну-с, извольте отвечать", - лениво произносит тот же
профессор, закидывая туловище назад и скрещивая на груди руки. Воцаряется
гробовое молчание. "Что же вы?" Войницын молчит. Постороннего старичка
начинает дергать. "Да скажите же что-нибудь!" Молчит мой Войницын, словно
замер. Стриженый его затылок круто и неподвижно торчит навстречу любопытным
взорам всех товарищей. У постороннего старичка глаза готовы выскочить: он
окончательно ненавидит Войницына. "Однако ж это странно, - замечает другой
экзаменатор, - что же вы, как немой, стоите? ну, не знаете, что ли? Так так
и скажите". - "Позвольте другой билет взять", - глухо произносит несчастный.
Профессора переглядываются. "Ну, извольте", - махнув рукой, отвечает главный
экзаменатор. Войницын снова берет билет, снова идет к окну, снова
возвращается к столу и снова молчит как убитый. Посторонний старичок в
состоянии съесть его живого. Наконец его прогоняют и ставят нуль. Вы
думаете: теперь он, по крайней мере, уйдет? Как бы не так! Он возвращается
на свое место, так же неподвижно сидит до конца экзамена, а уходя
восклицает: "Ну баня! экая задача!" И ходит он целый тот день по Москве,
изредка хватаясь за голову и горько проклиная свою бесталанную участь. За
книгу он, разумеется, не берется, и на другое утро та же повторяется
история.
Вот этот-то Войницын присоседился ко мне. Мы с ним говорили о Москве,
об охоте.