"Иван Сергеевич Тургенев. Записки охотника " - читать интересную книгу автора

запряженная тройкой измученных лошадей, остановилась перед крыльцом.
Приезжий соскочил с телеги и с криком "живее лошадей!" вошел в комнату. Пока
он, с обычным странным изумлением, выслушивал ответ смотрителя, что
лошадей-де нету, я успел, со всем жадным любопытством скучающего человека,
окинуть взором с ног до головы моего нового товарища. На вид ему было лет
под тридцать. Оспа оставила неизгладимые следы на его лице, сухом и
желтоватом, с неприятным медным отблеском; иссиня-черные длинные волосы
лежали сзади кольцами на воротнике, спереди закручивались в ухарские виски;
небольшие опухшие глазки глядели - и только; на верхней губе торчало
несколько волосков. Одет он был забубенным помещиком, посетителем конных
ярмарок, в пестрый, довольно засаленный архалук, полинявший шелковый галстук
лилового цвета, жилет с медными пуговками и серые панталоны с огромными
раструбами, из-под которых едва выглядывали кончики нечищеных сапог. От него
сильно несло табаком и водкой; на красных и толстых его пальцах, почти
закрытых рукавами архалука, виднелись серебряные и тульские кольца. Такие
фигуры встречаются на Руси не дюжинами, а сотнями; знакомство с ними,
надобно правду сказать, не доставляет никакого удовольствия; но, несмотря на
предубеждение, с которым я глядел на приезжего, я не мог не заметить
беспечно доброго и страстного выраженья его лица.
- Вот и они ждут здесь более часу-с, - промолвил смотритель, указывая
на меня.
"Более часу!" - Злодей смеялся надо мной.
- Да им, может быть, не так нужно, - отвечал приезжий.
- Уж этого-с мы не можем знать-с, - угрюмо сказал смотритель.
- Так неужели нельзя никак? Нет лошадей решительно?
- Нельзя-с. Ни одной лошади не имеется.
- Ну, так велите же мне самовар поставить. Подождем, делать нечего.
Приезжий сел на лавку, бросил картуз на стол и провел рукой по волосам.
- А вы уж пили чай? - спросил он меня.
- Пил.
- А еще раз для компании не угодно?
Я согласился. Толстый рыжий самовар в четвертый раз появился на столе.
Я достал бутылку рому. Я не ошибся, приняв моего собеседника за
мелкопоместного дворянина. Звали его Петром Петровичем Каратаевым.
Мы разговорились. Не прошло и получаса с его приезда, как уж он с самой
добродушной откровенностью рассказывал мне свою жизнь.
- Теперь я еду в Москву, - говорил он мне, допивая четвертый стакан, -
в деревне мне уж теперь нечего делать.
- Отчего же нечего?
- Да так-таки - нечего. Хозяйство порасстроилось, мужиков поразорил,
признаться; подошли годы плохие: неурожаи, разные, знаете, несчастия... Да,
впрочем, - прибавил он, уныло глянув в сторону, - какой я хозяин!
- Почему же?
- Да нет, - перебил он меня, - такие ли бывают хозяева! Вот видите
ли, - продолжал он, скрутив голову набок и прилежно насасывая трубку, - вы,
так, глядя на меня, можете подумать, что я и того... а ведь я, должен вам
признаться, воспитанье получил средственное; достатков не было. Вы меня
извините, я человек откровенный, да и наконец...
Он не договорил своей речи и махнул рукой. Я начал уверять его, что он
ошибается, что я очень рад нашей встрече и проч., а потом заметил, что для