"Александр Тюрин. Вооруженное восстание животных" - читать интересную книгу автора одного баллона было невидимым, из другого
выходил дух желтовато-серого оттенка. Резкий запах резанул где-то во внутренностях носа. Я использовал Стечкина-Авраамова в качестве простой болванки, чтобы раскурочить оконное стекло. Сдернул пластиковую занавеску, одним узлом привязал ее к батарее, другим присобачил к себе. И шагнул за борт, если точнее вышел в окно. Вот я уже сушусь на занавеске, на метр ниже подоконника - неподалеку птицы летают - я вижу их тепловые силуэты - и я могу стать одним из них, правда ненадолго. Расстояния до земли разучился я бояться еще в армии, отсидев на деревьях в общей сложности не меньше месяца. В шахте лифта я тоже не слишком сдрейфил. Высота мне больше нравится, чем общество грубиянов-червяг. Да и сейчас она была смазана темнотой, а если точнее зеленоватыми сумерками. Правда, было обстоятельство, которое могло расстроить, если бы я уже не расстроился до самого максимума. Спасательница-занавеска потихоньку "текла", то есть растягивалась, собираясь вскоре лопнуть. А в лаборатории уже принялось все падать, разбиваться, отлетать, отскакивать. пробирки. Отчитав добросовестно до семи, я чуть приподнялся, закинул в лабораторию последнюю гранату и опять съехал вниз. Два толчка почти наложились друг на друга, шпокнул боезаряд, а потом сдетонировала смесь хлора, воздуха и того джинна, что сидел во втором баллоне. Над моей головой бросились на улицу всякие ошметки, я же досчитал до трех и поспешил в лабораторию, чтобы больше не мучить занавеску. Некогда модерновая лаборатория превратилась в подобие развалившегося батальонного сортира. Завалена каким-то дерьмом, а оно, в свою очередь, засыпано белым порошком, то ли солью, то ли штукатуркой. Все перегородки напрочь снесло. Какие-то кучки продолжали ворочаться и как будто проявляли недовольство. Я решил дальше подоконника не двигаться. Эти паршивцы могут быть везде: на этаже, на лестнице, на крыше, на стенах. Круто я все-таки их раззадорил своими оборонными мероприятиями. Где-то неподалеку, аккомпанируя моим соображениям, уже потрескивали разряды. Кажется я ненамного облегчил свою участь. Пора писАть на подоконнике: |
|
|