"Татьяна Туринская. Прости, и я прощу" - читать интересную книгу автора

взглядами, но разговаривать не осмеливались даже шепотом. В то же время ни
один из них не приступил, вопреки воле начальства, к выполнению
непосредственных обязанностей.
Так прошло минут пятнадцать. Напряжение в офисе не спадало. Катерина
нервничала все больше. Она ежесекундно ожидала звонка от Сидорова, или еще
какого-нибудь знака внимания к своей скромной персоне, но ничего не
происходило. Из кабинета начальника никто не выглядывал, никто не думал ее
вызывать и ставить в известность об увольнении. Если бы Катерина не была
столь взволнована, непременно усмехнулась бы - интеллигент! Самому увольнять
ее неудобно, надеется на Катину понятливость. Ну что ж. Раз Магомет не идет
к горе, придется самой решать все вопросы...
И, не чуя под собою ног, она направилась к стеклянной двери. На ней
жалюзи уже были подняты, но на стенах все еще оставались закрытыми. Спиной
Катя чувствовала на себе изумленные взгляды коллег. Ей так хотелось сбросить
их с себя, стряхнуть, как налипший снег, обжигающий ледяным холодом. Она
поежилась, но тут же, наткнувшись на равнодушный взгляд из-за стеклянной
преграды, распрямила плечи. Дыхание сбилось, сердце стучало одновременно во
всем теле - ей казалось, что даже ее кожа вздымается в такт пульсу. Кровь
немедленно прилила к щекам, а ей так не хотелось, чтобы он заметил ее
волнение.
Несмотря на его пристальный взгляд сквозь стекло, Катерина посчитала
нужным постучаться:
- Тук-тук, к вам можно, Юрий Витальевич?
Не дожидаясь разрешения, вошла в кабинет и осторожно прикрыла дверь.
Она ненавидела ее. Хотя стекло было невероятно толстым, дверь все равно
выглядела ужасно хрупкой, и Катя все время боялась разбить ее ненароком.
Вошла. Вот он, возмужавший, повзрослевший. Вроде такой же, но в чем-то
неуловимо изменившийся. Ах, да, очки. Раньше он не носил очков. Они
нисколечко его не портили. Пожалуй, даже наоборот, подчеркивали овал лица.
Катерина разглядывала его, и словно забыла, зачем пришла. Забыла о том,
что все давно в прошлом, что он женат, что он теперь ее начальник, что за ее
спиной полтора десятка пар глаз внимательно наблюдают за каждым ее
движением. Хотелось, как когда-то, прильнуть к нему, потереться о его щеку,
чуть-чуть колючую и такую родную, и замереть так надолго, навечно. Чтобы
канули в лету все эти годы, годы без любимого. Чтобы снова быть вместе. Хоть
Пенелопой, хоть сидоровой козой - без разницы, лишь бы не одной, только бы
рядышком, вместе...
- Я слушаю, - ледяным тоном произнес Сидоров.
И - ни намека на то, что он рад ее видеть. Ни намека на теплоту во
взгляде или в голосе. Ни намека на то, что встретились два родных, можно
сказать, человека. Родных? Полноте. У них был шанс стать родными, она сама
все испортила. А теперь... Теперь слишком поздно. Шесть лет позади. Для
кого-то, быть может, это и не срок, а для них... Он женат, он нынче чужой.
Да и она уже давно не та, что раньше. И, отбросив сантименты, Катерина
спросила сухо, в тон ему:
- Я уволена, Юрий Витальевич?
Сидоров ответил не сразу. Посмотрел на нее внимательно, словно
прицениваясь, спросил придирчиво:
- Разве я уведомлял вас об увольнении? Я сказал "Работайте", это
относилось ко всем сотрудникам, без исключения. Если же вы сами намерены