"Амос Тутуола. Перистая Женщина, или Колдунная Владычица джунглей" - читать интересную книгу автора

через окно все, что он делал, хотя мы с братом по-прежнему стояли возле
хижины как изваяния.
Нам удалось ясно разглядеть этого старика, потому что свет из очага
ярко высветил все пространство хижины. Старик был одноногий, и он
бесперестанно шаркал ногой по полу и гулко горготал горлом и шмыгал носом. И
вот, значит, он одноного шаркал по полу, а ножки у табуретки тем временем
подломились, и старик стал заваливаться прямо в очаг. И нам открылось через
окно очень потешное для нас огневое действо - мы увидели, как старик
попытался не упасть всем телом в очаг, а у него вдруг загорелись волосы,
потому что, пока он барахтался, чтобы не упасть, ему на голову сыпалась с
потолка прокопченная пыль, и она занялась от жара из очага трескучим огнем.
Старик поспешно вскочил, но огненная боль отшибла у него память, и он забыл
подхватить с полу свою палку и одноного, вопя от боли, метнулся в угол
хижины, где затаилась Ашаби, а когда упал на нее, так ошалел от страха, что
кинулся, по-прежнему без палки и на одной ноге, в противоположный угол
хижины, где окончательно рухнул, когда услышал вопли Ашаби.
А мы - незамеченно для себя и немо для всех, кто захотел бы нас
услышать, потому что мы оставались в обличье изваяний, - хохотали от всей
души и до полного забвения наших бед. Да и Ашаби, тоже незамеченно для нее,
расхохоталась так весело, что от нее мигом отступили всяческие печали. В ту
ночь мне стало понятно, что смех - отеческий врачеватель любых страданий.
Ведь он избавил Ашаби, хотя она исхудала к тому времени до бледной немощи,
от ее горестного бессилия, а мы с братом Алаби даже и думать забыли про свои
утренние муки под хлыстами Колдунной Владычицы, когда нас потешал одноногой
огненной суетней в хижине ветхий от дряхлости старик.
Но, конечно же, как только Ашаби пришла в себя, она помогла старику
встать, усадила его на прочную табуретку перед очагом и снова развела огонь.
А сама села немного поодаль от старика. Который так ошалел, что сначала
молча грелся у огня, потом обессиленно отдыхал и только потом смог
поблагодарить Ашаби за помощь. Но едва он ее поблагодарил, как она, к его
изумлению, горько разрыдалась.
- О чем вы рыдаете, мадам? - тихо спросил он ее. И Ашаби ответила ему
так:
- Я рыдаю об участи двух моих братьев. (Она показала старику на нас в
обличье изваяний.) Мне не удалось вернуть им человеческий облик, все мои
попытки и надежды пропали впустую, а уйти к отцу с матерью без них я не
могу. - Услышавши ее объяснение, старик сочувственно покачал головой, но
потом утешительно и по-дружески сказал:
- Твоим братьям очень повезло, потому что если б они превратились в
изваяния, когда тебя здесь не было, то им пришлось бы претерпевать их новое
обличье бессрочно. Но ты можешь вернуть им человеческий облик - хотя должна
для этого выдержать немало мук. Тебе придется испытать, если ты хочешь их
спасти, лишения двухлетней немоты. Потому что стоит тебе сказать
одно-единственное слово или даже только воскликнуть "ой!", прежде чем
истечет двухлетний срок, и твои братья останутся изваяниями навеки. Лишь
полная твоя немота в течение двух лет излечит их, или вернет им прежний
облик. Да и другие изваяния - окажись у них сестра или кто-нибудь, кому
удалось бы прожить ради них два года в полной немоте, - тоже излечились бы
после этого срока. Твой же испытательный срок начнется прямо сегодня, потому
что сюда, насколько я знаю, приедет перед рассветом прекрасный юноша, и уже