"Надежда Тутова. Уж замуж невтерпеж " - читать интересную книгу автора

Хафела твердо верит в свои заблуждения, не желая видеть правды. Пока мне это
на руку, но от ее непроходимой тупости уже тошно. А на счет каракулей она не
права: мой учитель чистописания всегда хвалил работы по письму, намекая, что
не будь я девушкой из такой семьи, как моя, вполне могла бы подрабатывать
писарем, причем в посольствах Фелитии на эльфийских землях, дескать, такие
же завитушки могу выводить. Папа, правда, говорил, что эльфы так не пишут,
потому как замудрености им не нужны, но люди свято верят в свои заблуждения.
Да я и сама что-то не слышала про писарей-девушек.
- Объяви всем, что помогающих этой... нахалке, я буду лишать
ежевоскресной маалы!
Вот уж наказание, умора, ей-ей! Маала - настойка калины, репы и
вездесущей моркови, раздается после воскресной службы всем жителям замка: по
ложке женщинам и детям, по малюсенькому стаканчику мужчинам, считаясь
благодатью и милостью леди Хафелы. По случайным разговорам - гадость
несусветная, только в больших количествах, да с добавлением чурбань-травы,
придающей маале крепости (вот я и узнала, что за траву добавили разбойники в
вино, от которого я захмелела!), можно пить, но только хорошо закусывая.
От хмельных изысканий меня отвлек голос Бибиру:
- А письмецо-то я сжег! Сразу занялось, да так ярко!.. Да закрывайся же
ты!
Что? Мое письмо? Оно... сгорело?.. Но... маман... папа... я... Они не
узнают, где я... Я больше не слушала препираний за дверью: к чему слушать
гадости и глупости в свой адрес? Воистину: подслушивающий ничего хорошего о
себе не услышит. Но не это было обидно. Я ведь ни о чем не просила, ни в чем
не упрекала, а они... Маман... Папа... Слезы нерешительно коснулись ресниц,
несмело скатились по щекам, но едва первая упала на ладонь, с глаз хлынул
целый поток.
Да за что же это, Всевышний? Чем прогневила Тебя? Что сделала такого,
что словно вора запирают?! Я могу многое простить, еще больше стерпеть, даже
понять, но этого... Я не звала никого, не просила о помощи, просто пыталась
успокоить родителей. Но даже в этой малости мне отказано!
Заговорщики, наконец, управились с замками, ушли, празднуя победу, а я
сидела на полу, уткнувшись в колени, и ревела, словно девчонка малая,
потерявшаяся в лесу, боясь звуками потревожить кого-то страшного, но
выплакивая всю боль.

Все тело занемело, даже пальцы на ногах затекли. А все потому, что
неизвестно, сколько времени на полу просидела: когда меня замыкали, сумерки
только спускались на теплую землю, а сейчас вовсю светила луна. Странное
дело: плачешь так, словно всю душу выплакать хочешь, ведь боль сильная
терзает, но, наревевшись, засыпаешь, да так крепко, а главное - без
сновидений. Вот и я - слезы не то, что ручьем, рекой текли, а заснула,
словно и не было ничего. И никаких сонных капель знахаря Захана не надо.
Знахарь... Бибиру... Хафела... письмо... мамочка, папочка... Слезы
вновь покатились из глаз.
- Хватит! Довольно! Я не буду больше плакать! - голос звучал хрипло,
сипло, срываясь даже на такой малости слов.
Нет уж, довольно слез! Хватит тут сырость разводить! Да, сказать легче,
чем сделать. Но... Я девятнадцать лет жила, словно по течению речки плыла:
не спорила, не шалила, куда вели, туда и шла. И если детство таким и должно