"Антон Твердов. Нет жизни никакой " - читать интересную книгу автора

Одно из самых больших неудобств, которое испытал Степан Михайлович на
своей попугайской шкуре, была невозможность связно выражать свои мысли.
Сознание-то Турусова после паскудных фокусов крылатого никаких изменений не
претерпело, чего никак нельзя было сказать обо всем остальном. Довольно-таки
сносно Степан Михайлович мог произносить слова, содержащие букву "р", да и
то не все. Только вот слово "Степа" выходило у него достаточно внятным.
Когда за Никитой закрылась дверь, крылатый наконец-то отпустил Степана
Михайловича, и тот незамедлительно взлетел на постромки гамака, взъерошил
перья и возмущенно заклекотал.
"Сволочи! - хотел прокричать Турусов. - Гады! Уроды! Вас Министерство
внутренних дел за такие дела по головке не погладит! Да я на вас жалобы
накатаю во все инстанции, в которые только можно! Произвол!" - но с клюва
его срывалось только:
- Ур-роды! Ур-роды! Пр-роизвол!
- Поругайся еще, - озираясь, проговорил крылатый, - надо было тебя
все-таки в таракана превратить - меньше шума от тебя было бы...
- Сам - тар-ракан!
- Не хами, - пригрозил крохотным пальчиком крылатый. - И не ори так
громко. Я тебя зачем в попугая превращал? Чтобы ты лишнего внимания не
привлекал. Потому как тебя тут не должно быть. Ты здесь контрабандой,
понимаешь?
То, что происходит все явно не так, как надо, Степан Михайлович очень
хорошо понимал. А услышав это от ненавистного крылатого, завозмущался еще
больше - если все неправильно, значит, есть надежда, что окружающий мир
примет наконец свои привычные очертания: "Саратовский Арарат" обретет снова
своего главного редактора, секретарша Ниночка - босса, а соседи Турусова по
лестничной площадке - доброго и отзывчивого соседа, так думал Степан
Михайлович, потому что всегда считал себя добрым и отзывчивым.
"И почему это мне нельзя привлекать внимания? - продолжал размышлять
Степан Михайлович. - Чтобы положение вещей оставалось таким же? Ну уж нет. Я
как раз БУДУ привлекать внимание, чтобы кто-нибудь пришел сюда и меня спас.
А ты, гад рогатый и крылатый, - последняя сволочь, аферист и кретин. И
сейчас я тебе все выскажу в поганую твою морду..."
Степан Михайлович распахнул клюв с твердым намерением обложить
крылатого по первое число, но тот так свирепо глянул на него и так
выразительно прищелкнул пальцами, что Турусов живо вспомнил перспективу
превращения в таракана и увял, пробормотав только:
- Дай сахар-рок... Степа хор-роший...
- Вот и ладушки, - опустил руки крылатый, сложил крылышки и мягко
спланировал на гамак. - Будешь вести себя хорошо?
- Хор-рошо... Сахар-рок...
- Договорились, - сказал крылатый, но сахарка Степану Михайловичу не
дал, а вместо этого щелкнул пальцами и достал из воздуха какую-то палочку,
похожую на неаккуратно скрученную гаванскую сигару, помахал ею перед клювом
Турусова, и палочка вспыхнула сама собой. Крылатый сунул ее в рот, как
сигарету, раскурил и, затягиваясь клубами синего вонючего дыма,
проговорил: - Ништяк... Это пых. Хочешь?
Степан Михайлович закашлялся от синей вони и совсем по-птичьи замотал
хохлатой головой.
- Не хочешь - как хочешь. Заставлять не буду, сам покурю... Ждать